У отца Михаила была большая семья жена Анастасия Ивановна и пятеро детей: Неонилла, Стефан, Анна, Вера, Серафима. Все дети получили хорошее образование. Вера и Анна стали преподавать в церковно-приходской школе. Семья Жеглинских жила обычной сельской жизнью. Их быт мало чем отличался от быта односельчан.
Обратимся теперь к воспоминаниям сторожила села С. Г. Новикова: «Дом семьи Жеглинских находился на церковной горке, жили небогато, содержали скот, огород, имели предметы земледелия и скотоводства». А вот дубосищенские церкви Новиков вспоминает примерно так: «Церкви были красивы в своём оформлении. Вверху под куполом были изображены в полный рост святые и ангелы. Высота купола метров 15. Окна были застеклены разноцветными стеклышками».
С установлением Советской власти в селах закрываются храмы, усиливают давление и репрессии против духовенства. Священники в свою очередь стараются помешать закрытию церквей, снятию колоколов и крестов с куполов. Отца Михаила довольно быстро обвинили в том, что он выступил против изъятия церковных ценностей. В 1922 году он был арестован и заключен на три года в Смоленском изоляторе. Невеликое имущество семьи Жеглинских было конфисковано. Из заключения отец Михаил вернулся не совсем здоровым. Есть сведения о том, что до 1928 года он жил в доме на Соборном дворе в городе Смоленске и даже служил в главном Соборе. Однако точных подтверждений тому не сохранилось.
В 1930 году против М. С. Жеглинского были выдвинуты новые обвинения, как руководителе антисоветской группы. Вот выдержки из обвинительно заключения: «Вели систематическую агитацию среди крестьян села Дубосище и окружающих деревень, для чего созывали подпольные собрания, на которых обсуждали вопросы борьбы с проводимыми советской властью мероприятиями. Как то: хлебозаготовки, колхозное строительство. 7 января, в День Рождества, используя религиозные предрассудки, вызвали массовое выступление верующих и направили недовольство крестьян на представителей власти».
В процессе суда 6 человек, включая М. С. Жеглинского, были приговорены к 10 годам лишения свободы, а двое к 5 годам. Осужденные были заключены под стражу с 9 февраля 1930 года». Фактически же весьма пожилого человека приговорили к смертной казни. Состояние здоровья при аресте отца Михаила было слабым, врачом он был признан нетрудоспособным. У 65-летнего М. С. Жеглинского был миокардит, артериосклероз
В «Книге памяти Смоленской области» значится: «Жеглинский Михаил Стефанович родился в 1865 г.; русский; б/п; с. Дубосище, священник. Арестован 11 февраля 1930 г. Глинковским РО ОГПУ. Приговорен: тройка ПП ОГПУ Западной обл. 30 марта 1930 г., обв.: 5810, 592. Приговор: 10 лет концлагерей Реабилитирован 20 июня 1989 г. Прокуратура Смоленской обл.»
Не менее печальна дальнейшая судьба самих дубосищенских храмов. В 30-е годы прошлого века они были закрыты, разграблены. Стены двух опустевших храмов стояли до 1941 года. Немцы, оккупировавшие село, храмы взорвали, а кирпич использовали для улучшения дорог. В 1960-х годах остатки кирпича разносились жителями по домам на хозяйственные нужды
В общем, тайна начинала потихонечку раскрываться. Выходило так, что именно Жеглинский, как бывший настоятель храма Благовещения Божьей матери вполне и очень даже мог быть причастен к исчезновению церковных раритетов! Причём действовал он явно не в одиночку, а в составе целой (как тогда выражались) антисоветской группы. То-то он был осуждён не один и сразу на десять лет! Да, конечно восемь человек, крепко верующих и точно не любящих большевиков за их антихристианскую политику, были вполне способны не только подготовить потайное хранилище, но и при необходимости оперативно переместить в него ценности, собиравшиеся на протяжении более двухсот лет!
Я бы совершенно уверен, что это им удалось сделать. Но вот проблема. Все осуждённые, во всяком случае, те, кто был признан активным членом антисоветской группировки, получили слишком большие сроки, чтобы вернуться в родные края живыми и здоровыми. Не будем забывать и о том, что даже если кто-то из осужденных и смог возвратиться в родное Дубосище, то прибыл он туда точнёхонько к началу Второй Мировой войны, после завершения которой вряд ли кому было дело до некогда спрятанных ценностей. То есть по всем прикидкам получалось, что некогда устроенный православными активистами тайник так до сих пор и не обнаружен! Ведь у меня не было ни малейшего сомнения в том, что делали его на совесть, выбрав для этого крайне пустынную и непопулярную у местных жителей местность. Вариант сокрытия церковного имущества в чьём-либо подвале я даже не рассматривал. Село довольно многолюдное, много глаз, много ушей, кто-нибудь да что-то мог увидеть или услышать чисто случайно. Нет, нет, укрытие было сооружено достаточно далеко от Дубосище и подготовили его наверняка загодя. Ведь если не все, то многие понимали, в каком направлении развиваются события и осознавали, чем может кончиться дело.
Я бы совершенно уверен, что это им удалось сделать. Но вот проблема. Все осуждённые, во всяком случае, те, кто был признан активным членом антисоветской группировки, получили слишком большие сроки, чтобы вернуться в родные края живыми и здоровыми. Не будем забывать и о том, что даже если кто-то из осужденных и смог возвратиться в родное Дубосище, то прибыл он туда точнёхонько к началу Второй Мировой войны, после завершения которой вряд ли кому было дело до некогда спрятанных ценностей. То есть по всем прикидкам получалось, что некогда устроенный православными активистами тайник так до сих пор и не обнаружен! Ведь у меня не было ни малейшего сомнения в том, что делали его на совесть, выбрав для этого крайне пустынную и непопулярную у местных жителей местность. Вариант сокрытия церковного имущества в чьём-либо подвале я даже не рассматривал. Село довольно многолюдное, много глаз, много ушей, кто-нибудь да что-то мог увидеть или услышать чисто случайно. Нет, нет, укрытие было сооружено достаточно далеко от Дубосище и подготовили его наверняка загодя. Ведь если не все, то многие понимали, в каком направлении развиваются события и осознавали, чем может кончиться дело.