Господа литераторы, позвольте представить, Татьяна Евстафьевна А Юрий Петрович, Танюша, пришел познакомиться с ними. И никаких, заметьте господа, баб-с. Только Музы и их служители.
Татьяна подозрительно взирала на нас: Литераторы? Ну что ж, послушаем. И одним движением оседлала стул.
Требовалась разрядка ситуации. Николушка, блестя шальными глазами, встал.
Я думаю, здесь будет уместно предоставить слово поэзии. Ибо то, что мы лицезрели тут, в стенах этой мастерской, вышедшее из-под рук маэстро, Николушка поклонился в сторону Севки, сродни ей. Да и в завершение нашего давнишнего спора, именно на примере поэтических строк можно убедиться в правоте мною высказанных суждений.
Теперь настал наш черёд недоумённо хлопать глазами.
Быть может, я не совсем тот, кому уместно обратиться к подобного рода вопросу. Поясню: я прозаик и пылкий поклонник поэзии, а отсюда вытекает следующее: мне невозможно, трудно остаться сторонним наблюдателем, холодным и беспристрастным. Николушка присобрался весь, вытянулся в струну, и казалось на мгновенье, прислушался к музыке звучащей в нём самом.
Искренне, беспредельно, по-детски восхищаюсь колоритной, классически построенной строкой, чарующей, завораживающей музыкальной рифмой, и строгим, без единой репризы, ритмическим рисунком стиха Однако же, ведь доведется прочесть, услышать стихотворение, выполненное в полном пренебрежении к каноническим формам строения. Кажется, нарушение столь очевидно, а у поэта нет ни малейшего представления, элементарного понятия о законах стихосложения, пришедших к нам из бездны минувшего, от Тредиаковского о поздних же и современных веяниях, изменивших течение поэтической строки не может быть и речи Автор, по всей видимости, и не подозревает о существовании оных. И вот однажды, совершенно нежданно, с пятого или, быть может, десятого прочтения вспыхнула строка, распахнулась как волшебный Сезам высоким, в прямом смысле этого слова, испепеляющим содержанием, шеломящим, непредвиденным ходом сюжетной линии И это чарующее волшебство зримо, рельефно, почти осязаемо, озарено на продольном срезе психологического фона современности
Николушка оценил взглядом ситуацию, и довольно отхлебнув из чашки круто заваренного чаю, продолжил:
Нечто подобное мы испытывали при чтении рассказов Андрея Платоновича Платонова. Это о нём, позднее, с упоением замечали критики: «пленительная неправильность русского языка». Вспомните произведения Тынянова, Хлебникова. Казалось, творческие поиски последнего граничили с безумием! Минут годы. Пройдет время, прежде чем новое поколение поэтов возведёт экспериментатора в ранг непререкаемого авторитета. Маэстро.
Именно с вышеупомянутых позиций я воспринимаю поэзию моих друзей. И она, к счастью, отвечает высокому полёту предшественников.
Есть публикации? Юрий Петрович утерял императорский лоск и теперь походил на ополченца после Брусиловского прорыва.
В Днепропетровской области бытует понятие «Поэтическая школа Днепродзержинска», ликовал Николушка, и представители её известны далеко за пределами области. Москва и Киев, Таллинн и Тбилиси, Казань и Саратов вехи, где поэзия нашего города гордо заявила о своем существовании. И не только заявила, но и утвердилась на страницах печатных изданий.
Что с моей точки зрения, общего у совершенно непохожих по манере письма друг на друга Лернера и Злючего, Хмель и Закатиной, Шамрая и Городецкого?.. Прежде всего, их объединяет верность однажды избранному пути, серьезное отношение к поэтическому труду, долголетнее творческое учение. И как всякая сфера человеческой деятельности, данная наука неизменно сопряжена с ошибками, увечьями, разочарованиями, надеждами. Кроме того, не менее важный фактор единения этика обращения со словом. Тот окаянный, проклятый Богом, возвышенный путь творческого поиска, когда точно найденное слово, высвечивает, настраивает, как камертон, на необходимую ноту для единственно верного восприятия и звучания всех нюансов симфонии текста Я искренне сожалею, что не являюсь представителем данной школы. Принадлежность к ней в высшей степени почётна, правила её чрезвычайно строги, а устав восходит к священным истокам служения поэзии
В мастерской воцарилась дрожащая восторгом тишина.
Господи, нарушила молчание Татьяна. Да ведь так вот, гладко да красиво никто и говорить-то давно не умеет!
Эт-точно! почесывая затылок и довольно щуря глаза, победоносно и примирительно поддакнул Татьяне Севка, что само по себе должно было означать: видала, что за народ ко мне в мастерскую шастает, а ты всё: «бляди» да «бляди»
Действительно красиво Юрий Петрович разглаживал бороду. Красиво, но, извините, провинциально и, увы, не обосновано.
Провинциально, говорите? Не обосновано? Колюшка полез во внутренний карман пиджака. Я ожидал увидеть нож или пистолет, но в руке у него оказался клочок газеты с отчётом о поэтическом вечере. Заглянув в него, Николушка прочёл:
Чёрный ворон, чёрный ворон!
Не накличь беду.
Как с наброска чернового
Вся углы. Иду
Не мыслю своего существования без стихотворений Тамары Кулешовой, чья героиня, я избегаю говорить «похожа на», «развивается параллельно» нет-нет, ни в коем случае, навеяна образами Анны Андреевны Ахматовой, Беллы Ахатовны Ахмадулиной Марии Сергеевны Петровых или Вероники Тушновой Вот строки Петровых. Сравните: