Запутал немудрый возница лошадку, и полетела неуправляемая вниз мимо дороги, и опрокинула воз, и разбились горшки; и набросились лихие люди, отхватывая куски мяса, кромсая шкуру едва дышащей животины, непережеванным алчно заглатывали кровавое мясо.
Боря Иваныч швырнул размеченную деталь на станок, закурил нервно, проверяя глазами правильность разметки; крутанул, зажимая, ворот тисков. Неторопливо пошел в «бытовку». Десять утра время чая.
Главная тема в бытовке отсутствие большого заказа и, соответственно, заработка. Пролетарии «на подсосе», перебиваются мелочевкой, а платы за кредиты и ЖКХ никто не отменял.
Когда смело и широко раздают, и даже навязывают, значит, уверены, что смогут вернуть, горячился пожилой токарь Петрович. Коллекторы наедут или судебные приставы, еще не разберешь, что хуже?
Закона о коллекторах нет, а агентства по вышибанию долгов вовсю орудуют, поддержал массивный молодой фрезеровщик Толян. Ни один прокурор не возмутился. Стало быть, в доле.
Политика такая, на крючке народ держать, Петрович вытащил из бокала набухший чайный пакетик и бросил в мусорное ведро. Опутали народ кредитами, долгами, штрафами, и, пока не расплатишься, вроде как, нет морального права на протест. На корню подрезают народные волнения.
А ты не волнуйся, снасмешничал Толян, целее будешь. Давай, Боря Иваныч, выскажись авторитетно.
И возражать нечего, поддержал Боря Иваныч. Дураков в токаря не берут, а умнее токаря может быть только фрезеровщик. Бытовка ответила смешками. Петрович недовольно закраснел, а Боря Иваныч спокойно продолжил. Наша очередь волноваться в семнадцатом году придет.
Ну?! агрессивно удивился Петрович.
Не запряг, легко парировал Боря Иваныч. Средний класс еще не все права получил. Им и сейчас на законы плевать, но хочется беспредельничать по закону. Вот и обивают Болотные площади да американские пороги.
Ну, уже спокойнее ответил Петрович.
Гну! На работе под Богом ходим. Парню фаланги отхватило: дали четыре тысячи и выгнали, чтоб глаза увечный не мозолил. Пригрозили, пойдешь, мол, в суд, ноги обломаем. Проглотили пролетарии плюху и утерлись. Дальше продолжать? К семнадцатому должны созреть до бунта, если людьми себя почувствуем.
Встал и, на ходу закуривая, отправился на улицу в туалет. На обратном пути остановился посмотреть, как идет монтаж нового корпуса. Кое-как умостившийся на десятиметровой высоте среди балок сварщик проваривал укосину. С земли за работой наблюдал хозяин завода, сорокалетний толстячок семитского типа.
Сварщик закончил шов, попятился к следующему стыку. Вставляя в держак новый электрод, крикнул:
Если свалюсь, костей не соберу. И что тогда?
Ничего, спокойно усмехнулся хозяин. Дадим твоей жене десять штук за бумагу, мол, свалился пьяный с табуретки на кухне. Как раз и на похороны хватит.
Не хватит.
Дадим пятнадцать, хозяин развернулся и неторопливо зашагал к офису.
Боря Иваныч привычно потирая тылом ладони левую половину груди, вернулся в цех. Боль приходила обычно к вечеру, а сегодня, видимо, переволновался. Быстро высверлил отверстия по разметке и отложил «эксклюзивную» деталь в сторону.
Стопочки фланцев в лужицах и потеках эмульсола отразили в чуть замутненном серебре поверхностей опускающиеся сверла. Рабочий ритм пригасил боль в сердце. Стопочки готовых деталей быстро подрастали на полу.
Боря Иваныч мог бы работать и с закрытыми глазами, легко ориентируясь по слуху, какой станок заканчивает рабочий проход, но, все равно, с удовольствием смотрел на гипнотизирующее вращение сверл, извлекающее из памяти давние теплые воспоминания.
Десятилетними пацанами с соседским Колькой устроили соревнования по матюгам. Повиснув с двух сторон на штакетном заборе, азартно и самозабвенно «обкладывали» друг друга многократно слышанными от взрослых и сверстников словесами.
Вечером мать устроила «головомойку». «Ты сегодня матом ругался, а теперь этими руками будешь хлеб брать?» И отмывала, ополаскивала, и снова намыливала Борьку в цинковом корыте; заставила дважды чистить зубы, и снова погнала мыть руки с мылом. Урок на всю жизнь.
Что-то сломалось в жизни, если люди не только после грубого слова, после воровства руки мыть перестали. Обобрав десятки и сотни людей, несут наворованное домой, кормить и воспитывать своих детишек. Гордо выставляют ворованное напоказ. Не страна, а «ярмарка тщеславии».
После обеда боль усилилась, и Боря Иваныч, переходя от станка к станку, почти не отрывал руку от груди.
Чего доброго, до всеобщей победы добра над злом не доживешь, пытался иронизировать Боря Иваныч, но вскоре пришлось сдаться.
Боль накатила волной и поплыла в голову, застилая сознание, а впереди проскакала, вздернулась на дыбы и опрокинулась на спину сивая кобылица с рыжей гривой. В ее грудь, бешено вращаясь, погружались серебряные сверла.
Надо спасать, силой воли заставляя двигаться тело, дотянулся Боря Иваныч и выключил два станка. Дотянулся и до третьего, но не последовало спасительного щелчка. Сверло, красно накаляясь, тонуло в сердце Бори Ивановича.
Эмульсия не поступает, пробормотал Боря Иваныч и рухнул, рассыпая стопки деталей.