Хочешь, я покрещусь? тихо вслух спросила я, глядя на купол церкви.
В этот момент зазвонили колокола. Час дня, колокола всегда звонят в это время, я знала это, но в тот момент восприняла как знак и ответ бога.
Вечером Гога пришел за остатками своих вещей. Я кинулась к нему.
Я тебя больше не увижу? спросила я, крепко обнимая его за шею.
От Гоги пахло табачным дымом, этот запах всегда ассоциировался у меня с ним. Тут до меня дошло, что я сейчас навсегда потеряю его. У меня внутри что-то оборвалось, бог меня бросил, Гога сейчас тоже бросит. Я вцепилась в его шею и рыдала так, как никогда в жизни. До того момента мне еще никогда не было так больно. Я думала, что я умру, если отпущу его. Гога взял меня на руки и сел со мной на диван.
Конечно увидишь, что ты такое говоришь! Не плачь моя маленькая, не плачь, повторял он.
Спустя какое-то время во мне не осталось слез и я ослабила хватку, на шее у Гоги остались красные следы от моих рук.
Я хочу покреститься, но я не знаю как. Ты мне поможешь? Мама сказала, что я ерундой всякой занимаюсь, и ноги ее в церкви не будет, потому что бога нет, а я верю во всякую чушь.
Конечно Рита. Я завтра схожу в церковь и узнаю по каким дням у них проходит крещение.
Теперь Гога очень редко называл меня дэдико, теперь он называл меня почти всегда по имени, говорил, что я уже большая девочка, и должна к этому привыкать.
Позже мне позвонила мама и сказала, что сегодня не придет домой, и чтобы я ее не ждала.
Мама сказала, что придет завтра, а может и послезавтра. Пожалуйста, не уходи, останься сегодня ночевать здесь, жалобно сказала я Гоге.
В моих глазах стояли слезы, видимо он боялся, что я снова расплачусь и сказал что останется. Было семь часов вечера, в Тбилиси мы с Гогой всегда ужинали в семь, если оставались одни.
Давай поужинаем? предложил Гога.
Я кивнула головой и открыла холодильник. В нем было пусто.
Так Рита, ты уже большая девочка, и пора бы тебе научиться готовить. Одевайся, пойдем в магазин, а потом мы что-нибудь приготовим, хорошо? сказал Гога, закрывая дверцу холодильника.
Он оглянулся, в кухне меня не было, вышел в коридор. Я стояла возле двери обутая и с сумкой на плече. Эту сумку мне недавно принес Гога, я же уже большая девочка, а значит у меня должна быть взрослая женская сумочка. Внутри нее было пусто, но это было не важно. Главное что была сумка, и что сегодня Гога не уйдет, и будет как раньше делать со мной что-то. В магазин так в магазин, готовить так готовить, мне было все равно что делать, главное, что делали мы с ним это что-то вместе.
Мы сварили харчо и сделали чанахи, также сделали хачапури, правда из готового теста, и Гога сказал, что это не то, тесто надо делать самому.
Может ты передумаешь уходить? спросила я осторожно.
Ты не представляешь, как тяжело далось мне это решение. Я люблю твою маму больше всего на свете, и тебя тоже очень сильно люблю. Но я многое понял, эта жизнь не для меня. Твоя мать тянет меня на дно, я боюсь, что мы очень плохо кончим.
Я не понимала какая «эта» жизнь не для него. Разве вообще существует другая жизнь? Но спрашивать об этом не стала.
Забери меня с собой, пожалуйста. Я не нужна маме, и так всем будет лучше.
Я поговорю об этом с ней, ответил Гога после некоторого молчания, пока обещать ничего не буду.
Утром я проснулась от охов-вздохов, так я называла звуки, которые издает мама, закрываясь в комнате с каким-либо мужиком. Она никогда не стеснялась моего присутствия в квартире. Гога был первый кто просил ее вести себя потише.
Да плевать мне на нее! Она все равно ничего не понимает, как-то сказала мама, и Гога оставил попытки утихомирить ее.
Наверное они помирились, подумала я. Пока я была в ванной Гога ушел. Когда я зашла на кухню мама варила кофе.
Где Гога? чуть ли не плача спросила я маму.
Да никуда не делся твой Гога. В церковь пошел, ерундой этой твоей заниматься, мама повернулась и посмотрела на меня. Только не хнычь! Что тебе вообще взбрело в голову? Зачем тебе вдруг приспичило креститься?
Так бог хочет.
Откуда тебе знать чего он хочет? Выдумываешь херню всякую.
Нет. Я знаю что он есть. Я это чувствую, чувствую его присутствие.
Зря я оставляла тебя со Светкой, забила тебе дуростью всякой голову.
Почему ты так против? Ведь хуже мне от этого не будет.
Почему ты так против? Ведь хуже мне от этого не будет.
Не знаю. Может ты и права, хуже не будет, уже спокойно сказала мама, я только не понимаю, зачем тебе это нужно, откуда такая потребность в боге?
Он мой друг. С ним же можно дружить?
Мама смотрела на меня и молчала. На ее лице была скорбь.
Да. Дружи с богом, если хочешь. Может ты когда-нибудь простишь меня, после некоторого молчания добавила она.
Я не стала спрашивать за что мне нужно прощать ее. Мне не хотелось с ней разговаривать по душам, потому что всегда подобные разговоры заканчивались ее слезами и обвинениями меня во всех грехах.
Вернулся Гога, он улыбался, и не разуваясь зашел на кухню.
В субботу идем креститься! Ты довольна, девочка моя?
Прекрати с ней сюсюкать, она уже большая, огрызнулась мама.
Смотри что я тебе купил, Гога достал что-то из кармана, не обращая внимания на мамин комментарий.