Озеров был сильно занят сегодня, но даже до него дошли какие-то глупые шутки относительно учителя физкультуры. Он сразу принял это за подростковую месть и потому не обратил особого внимания. Но потом по сарафанному радио до него доходили всё новые подробности. Спрашивать никого было не нужно: голоса слышались из коридоров, из буфета, со стороны подоконников. Версий было слишком много, чтобы хоть одна из них казалась правдоподобной. Но впервые услышав, будто Штыгин фотографировал подростка в раздевалке, Озеров почувствовал ложь. Он успел немного узнать Штыгина и доверял своему чутью: «Этот человек не мог сделать такого никогда, а если и сделал, тому есть разумные объяснения». Кирилл сразу ощутил тяжесть последствий этой некрасивой истории, наверное, потому, что в такой ситуации мог оказаться и сам.
Уже час он проторчал у завуча и не успевал сделать ничего из запланированного на сегодня. Праздные разговоры о случае в раздевалке вызвали у него чувство брезгливости.
И всё-таки это странно, продолжала, как ни в чём не бывало, Раиса Львовна, отрываясь от тетрадей. Зачем было фотографировать Осокина? Это, ну, хм-м-м какое-то извращение.
Озеров не выдержал и, резко повернувшись, вмешался в разговор:
О чём вы говорите? Как можно сомневаться
Сомневаться? Откуда мне знать, какие у кого задвижки, молодой человек? Зачем он фотографировал ученика без штанов?
Я знаком с Романом Андреевичем, вы торопитесь с выводами Озеров ужаснулся, как по-детски это прозвучало. Знаком. Три дня.
Знакомы? Ох! Неизвестно, что роится порой у людей в голове.
Послушайте. Существует презумпция невиновности. Пока вина не доказана начал Озеров, задыхаясь, как с ним всегда бывало, когда он слишком волновался в споре; но тут его поддержал твёрдый высокий голос Анны Богачёвой:
Осокин известный провокатор. Тут нечего обсуждать.
Снова настала тишина. Но не оттого, что кто-то прислушался к её голосу, а потому, что каждый погрузился в своё дело.
Подождите меня в кабинете, Кирилл Петрович, елейным тоном произнесла Маргарита Генриховна. Кажется, она не уловила сути разговора, но от неё не могло ускользнуть ощущение надвигающейся грозы. Я сейчас принесу анкетки, которые нужно срочно выдать родителям.
Озеров направился к выходу и услышал гнусавый монотонный голос Раисы Львовны:
У меня Осокин сидит себе спокойно и никого не трогает. Играет в планшет. И я его не трогаю.
Старческий напевный ответил:
Что тут скажешь? Штыгин хотя бы попробовал его чему-то научить.
А монотонный тихо добавил:
Вот и не отмоется теперь
Роман Штыгин
Он рывком распахнул дверь.
О! Вы заняты. Тогда не буду вас беспокоить.
В кабинете заведующей учебной частью, Маргариты Генриховны, сидел новый учитель биологии; судя по его лицу, сидел долго. Роман Андреевич успел посочувствовать ему, но времени не было нужно было убраться отсюда, прежде чем завуч начнёт задавать вопросы. Контрольная точка три общие фразы, дальше следовала черта невозврата. Одна фраза уже произнесена. Кто знает, может, заведующая действительно занята и позовёт его завтра, послезавтра, через неделю или никогда. Последний вариант предпочтительнее.
Подождите-подождите, Роман Андреевич. У меня к вам важное дело, бросила она ему в спину. Присядьте. Мы с Кириллом Петровичем уже заканчиваем.
За годы работы здесь он хорошо узнал, что значит «уже заканчиваем». Минимум сорок минут ожидания.
Роман Андреевич встал у входа, нетерпеливо перетаптываясь с ноги на ногу, и от скуки поковырял пальцем дверной косяк.
Маргарита Генриховна поправила очки на переносице:
Так, с отчётом разобрались. Только желательно оформить его в печатном виде в трёх экземплярах, один мне, другой Светлане Семёновне, третий себе в папку. Воспользуйтесь компьютером. Вбивайте курсивом даты и всю статистику. Там на экране есть такая синенькая фигурка с листочком, это текстовая программа. Чтобы выбрать наклонный шрифт
Я умею работать в этой программе, траурным голосом произнёс Озеров.
Хорошо. Можно, конечно, написать от руки Роман Андреевич, я же сказала: садитесь. Небось, набегались за день.
Штыгин неохотно сел.
Вот полюбуйтесь, Маргарита Генриховна сдвинула в его сторону открытый журнал и протянула ручку. Сколько раз на собраниях я говорила, что исправления в журнале недопустимы, темы мы не сокращаем, а двойки закрываем, чтобы проверяющие не могли сказать, что вы не дали ребёнку шанса
На собраниях слишком много всего говорят, признался Штыгин, даже не прикоснувшись к журналу, а «закрывание» двоек приводит к тому, что ученики и пальцем не пошевелят, чтобы пересдать нормативы.
Просто двоек не должно быть, вот и всё! изобразила удивление Маргарита Генриховна. Их наличие свидетельствует о том, что ученик не подготовил домашнее задание, а учитель невнятно объяснил ему суть.
Задание по челночному бегу? вскинул бровь Штыгин. У меня двойки получают исключительно те, кто, имея возможности, отказывается участвовать. Проигрывает тот, кто не участвует. Правила просты.
Роман Андреевич слишком поздно заметил, что лимит дежурных фраз исчерпан, а значит, он здесь надолго.
Озеров как бы невзначай кашлянул. Мол, я всё ещё здесь.