Он оказался не таким, как я думала, Ирина закидывает ногу на ногу, её обтягивающая юбка немного задирается, и кромка кружевной подкладки ложится на её острые коленки нежной волной. Она откидывается назад, опирается локтями о стол позади неё. В её позе столько достоинства и превосходства, что какие бы слова не вываливались из её рта, она притягательна, она завораживает. Ей прекрасно видно нас обоих: я сижу почти напротив, Никита немного левее. Но смотрит она на него, повернувшись ко мне в профиль. Он слабый. Податливый. Он делает всё, что я говорю. Хочу видеть его в три часа ночи приезжает. Пока он едет, я передумываю, и отправляю его обратно. Хочу, чтобы он остался у меня на ночь остаётся. Мне мало места на кровати садится в кресло и засыпает там. Даю ему деньги берёт. Не даю не просит. Он как собака: можно говорить ему что угодно, главное нежным голосом и с улыбкой, и он виляет хвостом на слово «мудак» как на «солнышко моё».
Если бы он так не делал, был бы послан тобой далеко и навсегда. Ты не любишь, когда тебе перечат. И в этом вся ты. Должно быть только по-твоему. И твоё упрямство меня всегда восхищало, Никита просто напрашивается на косточку. Да они все рядом с ней превращаются в псарню.
Меня это не возбуждает, Ирина переводит взгляд на меня. Что, интересно слушать? Прямо как в «Доме-2», а?
Я не смотрю «Дом-2», говорю тихо.
Что-что? переспрашивает она. Я молча опускаю голову. Ты всегда бормочешь себе под нос. Как ты вообще людям свой ширпотреб продаёшь? Они, наверное, покупают из жалости.
Я не смотрю «Дом-2», говорю тихо.
Что-что? переспрашивает она. Я молча опускаю голову. Ты всегда бормочешь себе под нос. Как ты вообще людям свой ширпотреб продаёшь? Они, наверное, покупают из жалости.
Я продолжаю молчать. И даже не смотрю на Никиту. Ему сейчас очень неловко, потому что опять надо сделать вид, что ничего обидного мне не сказали. И перевести тему.
Нет, пока я не буду его бросать, вздыхает Ирина. Мне нравится содержать его. Он такой молоденький. Только подумать: мой любовник младше меня на двенадцать лет! Такого со мной ещё не бывало! Я чувствую себя голливудским продюсером. К тому же я планирую съездить в Питер. Возьму его с собой. Он никогда нигде не был дальше Подмосковья. Он описается от радости! Ирина взрывается от смеха, и пустая комната трещит по швам от её гогота. В такие минуты мне хочется верить, что Ад существует только для того, чтобы она попала туда.
Раздаётся звонок. У неё не стоит никакой мелодии на этот номер, стандартный писк смешивается с вибрацией тонкого смартфона, блестящего от голубеньких неоновых огней вокруг экрана. Она поднимает его со стола большим и безымянным пальцами, касается корпуса самыми кончиками, как будто только что накрасила ногти, и боится смазать лак. Говорит короткие «да» и «да», и возвращает телефон на стол.
Сейчас поднимется, она ухмыляется.
Зачем она всё это делает? Ему нужно припарковаться, подняться сюда, подождать, пока она оденется. Наверное, он должен будет помочь ей накинуть пальто. Зачем всё это нужно? Из раза в раз показывать своё превосходство над теми, кто ниже её по материальному статусу. Разве она не унижает себя тем, что унижает своего мужчину? Ведь он как никак её мужчина? Пусть и на время. Но она целует его, раздвигает перед ним ноги, впускает его в себя. В её жизни есть минуты, когда она принадлежит ему. Как можно вести себя с ним по-свински?
Лёша заходит.
Я тебе что говорила? она даже не поворачивает к нему голову, смотрит на меня, будто говорит это мне. И молчит. Я перевожу взгляд на Лёшу он стоит в дверях и не смеет перешагнуть порог. Что я тебе говорила, спрашиваю?
Тишина в ответ.
Вот идиот, она говорит это спокойно, с улыбкой, как будто называет его «солнышком». Сту-чать-ся.
Дверь закрывается. Раздаётся стук.
Да-да, можно.
Он заходит.
Отлично. Заждалась тебя.
Ирина встаёт, обнимает его за шею, немного сгибает коленки и целует его в щёку.
Помоги мне одеться, шепчет она ему на ухо очень ласково. Кажется, это называется «кнутом и пряником»?
Она поворачивается ко мне лицом и улыбается, пока Лёша помогает ей накинуть пальто. Встаёт рядом с ней. Его глаза опущены в пол.
Ну, пошевеливайтесь. Или вы тут остаётесь? она поворачивает голову к Никите. Я встаю, и встречаюсь с Лёшей взглядом. Мы молча смотрим друг на друга несколько секунд. Я не могу оторваться от его глаз, я будто хочу что-то сказать ему. Как я сочувствую ему, например. И что он заслуживает лучшего. Я даже размыкаю губы, потому что эти слова готовы слететь с языка: «Ты замечательный. Не слушай её». Но я, конечно, не могу этого сказать. И мы продолжаем молчать. Он отводит глаза, и мне становится немного грустно.
Мы едем домой, и Никита молчит. Я чувствую, что он напряжён, и хочет как-то извиниться передо мной в очередной раз. Он не говорит прямо: извини, я должен был защитить тебя перед ней. Он пытается оправдать её поведение тем, что у неё такой характер. Отлично, давайте я тоже накосячу, изменю ему, например, с первым встречным, и скажу: ну ты не принимай близко к сердцу, такой вот у меня характер, что поделать.