Секретарь капитула, Командор позорного легиона Анатоль Песьяк.
С подлинным верно: Вельзевул. Печать. Оттиск хвоста и копыта.
Мишука Алтухов
Сверху сыпалась мерзкая мелкая водная пыль, которая в свете уличного жёлтого фонаря казалась надоедливой мошкой, окружающей человека явно не с гуманитарными мыслями. Вечерело, но сказать точно сколько сейчас было времени Мишуке Алтухову не представлялось возможным. После работы, они с ребятами зашли в винный, где взяв на троих пять бутылок «Зубровки», две воды «Буратино» на закусь, пришли в сквер, плавно переходящий в Кузьминский лес. Данное удобное месторасположение гарантировало наличие отсутствия как милиции, так и навязчивых сонмов старушек, одни из которых требовали прекратить распитие спиртных напитков в местах скопления их самих и детей, а другие чуть-ли не выхватывали из рук ещё не остывшую пустую бутылку! И тот и другой элемент навязчивого сервиса мешал приятному времяпрепровождению, особенно в той, заключительной его части, имеющей общепринятое название «по****ить»! То что они всё выпили, кроме одной бутылки лимонада с кукольным именем, помнилось точно. Курили. Пришли к выводу, что надо бы пивком отполировать, и отправились к ближайшей «стекляшке» с пивом, однако, не дошли. Бес ли их крутил, сами ли они с ориентиров сбились, только вышли они часа через полтора к пехотному училищу «Верховного Совета» и там окончательно потерялись или разошлись кто-куда! Как Мишука очутился на лавочке, расположенной рядом со старым деревянным флигелем, сам бы он не открыл под страшными пытками. Как и тот советский разведчик, пойманный немцами, который в камере, после ужасных пыток так ничего и не выдал, бил сам себя по морде и орал: Не пьянствовать надо было, а пароли, шифры и явки учить! Вышедший из тени человек, очень странно одетый в старомодную чёрную шинель, форменный картуз с чёрным околышем и кокардой, прошёл совсем впритирку с Мишукой и даже слегка наступил на его ногу. И тут же прозвучало: Тысяча извинений. Копчёных! Мишуке, которого и так мутило и выворачивало, оставалось только спросить: Каких там копчёных? Это фамилие моя такая. Копчёных. Иван Перфильевич! прозвучало в ответ. Легче парню не стало, но хоть ясность какая-то появилась. Где я, спросил он. Метро ещё ходит? На чугунке нашей последний паровик прошёл с часа два назад. Теперь только утром будет. А что такое метро? Поезд новый пустили? Али это ещё что? Теперь за всякими новостями и не успеваешь! То мина какая то Уайтхольда, то братья Райт на ероплане летают. Прогресс. Я вот инженер, а отстаю. Могу мельницу спроектировать водяную, усадьбу построить. А ероплан не берусь. Увольте! Не для нас, Копчёных, это! Алтухин постепенно погружался в то состояние, когда уже всё окружающее становилось абсолютно безразличным. Кепку он где-то потерял, нейлоновая куртка и джинсы, как и туфли совершенно уже промокли. Молодой человек, услышал он. Если вам будет благоугодно, то в дом мой пройдите. Чего тут под дождём утра дожидаться? А мы чайку соорудим, по маленькой можно. У меня бессоница, так доктора рекомендовали прогуливаться. Вот я вас и встретил. А так у нас тут никого в это время даже с собаками не найти! Пойдёмте, пойдёмте! Мишука подумал и согласился. Бродить по ночному Кузьминскому лесу его вовсе не прельщало, взять у него и с него нечего, так что терять? Поднявшись по лестнице флигеля на второй этаж, парень вошёл вместе с хозяином в большую уютную комнату, освещённую висящей над столом керосиновой лампой с синим абажуром. Стол большого размера, шесть стульев, платяной старинный шкаф, украшенный резными фигурами троллей, да, за ширмой широкая кровать с ватным стёганым одеялом и горой подушек. Удобства у нас во дворе, проговорил хозяин, а рукомойник в сенях. Так что пользуйтесь. И полотенце там. Сейчас самоварчик вздуем. Он у меня медальный, на ведро воды. Я его шишками еловыми заправляю. И горят хорошо и для запаха замечательно. Вы свои ботиночки сымите, да и платье ваше. Я за печкой развешу, к утру и высохнет. Вот вам, сударь, халатик мой. Не обессудьте. У меня гости редко бывают! Из самой Туретчины привёз, ещё в Балканскую войну. Я там прапорщиком по морскому департаменту служил. Даже ранение имею и крест Георгия, четвёртой степени! За участие в боях на перевале Шипка. Только не спрашивайте, как морского офицера на те горы занесло. Каких только чудасий в жизни не бывает! Всё это время, пока гость переодевался, хозяин раздувал самовар, доставал из буфета и ставил на стол графинчики, тарелочки и вазочки. Достал пару лафитников, тонкие чашки с драконами и водрузил на самовар приличного размера чайник для заварки. Прошу к столу, указал хозяин гостю, и они уселись. Текущая нить разговора постепенно привлекла внимание Мишуки. Что-то было не так. Одежда, обстановка, речи хозяина. Да вот и большой цветной календарь, висевший на стене. «Молодой император Николай Второй, Помазанник божий, царствуй державный, царствуй над нами.» И тут же дата 1894год! Редкая вещь, проговорил Алтухов. Да, очень. Вот, храню, отозвался Копчёных. Только сами листики меняю. Удобно! Сейчас всё больше несолидные картинки в печатне помещают. Кордебалет там какой. Кошки, собачки, розочки. А тут сразу видно Держава! Смутное подозрение посетило Мишуку. Папаша, тихо проговорил он, а год сейчас какой? Устали вы видно сильно, сударь, послышалось в ответ. Год у нас юбилейный. 1900. Какой же ещё может быть? О, да у вас жар, батенька! Вот, выпейте моего зверобоя. Сам настаивал. Или вот на смородине. Тоже очень хороша. Есть калгановая. И чай, только непременно чай. Варенье берите вишнёвое, клубничное или малиновое. Оно, пользительно! А потом мы вас в койку. Горчицу в носки из собачьей шерсти. И, как рукой! Мишука взял предложенный ему лафитник, наполненный всклень, махнул не глядя и закусил булочкой с чёрной икрой, подсунутой под руку гостю хозяином. Воцарилась полная тишина. Решив молчать и слушать, парень приступил к чаю, оказавшемуся чрезвычайно вкусным, и тут в дверь постучали. Войдите! На пороге стоял молодой человек лет тридцати с большими залысинами на тёмно-русой лобастой голове, среднего роста, коренастый, с острыми, буравящими карими глазами. Бородка и усы. Одет незнакомец был в белую рубаху с засученными рукавами, строгую, сероватую жилетку и брюки тёмного цвета. Вот на ногах, правда, были растоптанные домашние шлёпанцы. Иван Перфильевич, проговорил гость, слышу, не спите вы, дай думаю, зайду. Может чашкой чая с чем там поделитесь. Я сегодня засиделся, писал, так что и поужинать забыл. Да и Надя, что-то не приехала. Садитесь, садитесь, Владимир Ильич, ответствовал хозяин. Как это чая не налить? Совсем, знаете ли по-чухонски будет. Мы не немцы какие. Чай пьём, гость зашёл, так за стол садись! Позвольте вам представить, жилец мой, юрист Ульянов Владимир Ильич. А Тут он призадумался, но его выручил Мишука. Мишка Алтухов. А по батюшке? Ну, Юрьевич! Прошу любить и жаловать. К столу, к столу Владимир Ильич. У Алтухова всё окончательно перевернулось в голове. Год. Предметы. Свет. А тут ещё и Ульянов Владимир Ильич! Машинально налив и выпив два подряд лафитника с водочными настойками, закусив куском подвернувшейся под руку какой-то, правда, очень вкусной рыбы, Мишука медленно пришёл в себя. Кстати, его активность на водочном фронте нисколько не удивила или огорошила хозяина, только и сказавшего: Зело, борзо. Молодец! Но, и гость нисколько не отстал. Выпил первую, занюхал куском черного хлеба, и тут же принял вторую, сопровождая эту процедуру словами о том, что большой перерыв между первой и второй губит прекрасно пошедшую первую! Затем намазал маслом и икрой свой кусок хлеба и принял третью. Было видно, что и эта оказалась не чужой и не отторгается. Совсем. В ход пошли бутерброды с копчёной рыбой и варёной колбасой.