Твои резко очерченные губы дрогнут в улыбке ты никогда не видел меня такой беззаботной, такой юной
Прочь футляры, сегодня я не дива, не полубезумная избалованная мужчинами поэтесса!
Мое женское, неотъемлемое право быть глупышкой, петь громко, смеяться безрассудно.
И само небо молчит, скалится улыбкой сквозь тягучие облака, и тривиальность ситуации усыпляет твою бдительность.
Ты побаивался меня, словно годовалого питбуля, ребёнка в сущности, но опасного ребёнка не тронь, не дразни. Укусит.
И желание твое усиливал этот страх. Сегодня ты невыносимо самодоволен.
Я стала для тебя проще, изведаннее, доступнее. И поэтому на самом пике твоего смеха я повернусь к тебе и тихо скажу: «Развернись, пожалуйста и домой».
Воздуха!
Время это одеяло для души.
Укрывает, греет.
Слишком плотным одеялом можно придушить.
Жизнь на вдохе, а ты делаешь лишь выдох, ибо невозможно кричать на вдохе.
В этот миг ты теряешь все свои роли, ты вновь младенец, криком молящий о самом необходимом.
Время это песок. Если вдохнуть его, он забьет твои легкие, и внутри тебя будет миниатюрная песчаная буря.
Смертоносная.
Жюль Верн писал, что самая мучительная смерть смерть от удушья.
И мне страшно плакать, страшно выдыхать, когда следующий вдох недоступен.
Абонент недоступен.
Цвет ожидания
Сизый. Конечно, сизый.
Цвет сигаретного дыма, цвет влажной пустыни ранним утром.
Пусть о любви мечтают проклятые а ты умница, ты знаешь, что ждать дольше пятнадцати минут леди себе не позволит.
Ты весь день не выпускаешь телефон из рук, сегодня никому не нужен повод, чтобы набрать чужой номер но именно в этот момент в тебе вдруг включается принцесса Диана, которая нежным голосом с хорошо прослеживаемым оксфордским акцентом напоминает тебе, что первой звонить мужчине нехорошо.
Ваше свидание ничего для него не значит, шепчет Диана. Тот, кто хочет тот приходит.
Приходит первым, сидя за пустым столиком, нервничая и нервируя официанта бесконечными просьбами. Издерганному человеку всегда или слишком жарко, или слишком безводно.
Приходит первым, сидя за пустым столиком, нервничая и нервируя официанта бесконечными просьбами. Издерганному человеку всегда или слишком жарко, или слишком безводно.
Официант приносит ждущему третий стакан воды, в этом заведении воду дают бесплатно, и официант даже не улыбается, протягивая молча стакан.
Вот как надо ждать. А не так, как ты делая вид, что обновляешь ленту Инстаграма, украдкой проверяя маникюр и бесконечно глядя на часы.
Но я не пришла
И была я богиней, со змеями, спящими в моих волосах, и было мое тело сияюще красиво. И был ты художником, маявшимся бессонницей на залитом лунным светом чердаке. Ты звал меня но я не пришла.
И была я палицей в могучих руках каменного исполина. И был ты плахой, блестящей от спекшейся крови невинно казненных. Ты звал меня но я не пришла.
И была я чернокрылой птицей с фиолетовыми глазами, и был ты фьордом на границе одиноких скал. Ты звал меня но я не пришла.
И была я в черном плаще, и парус мой был цвета обсидиана, и коса в моих руках была наточена добела. И был ты пиратом, кривым и безногим, на белоснежном песке несуществующей земли ты позвал меня и я пришла.
Кудри цвета шоколада
Я давно уже не мечтаю.
Я впустила в свою реальность счета за коммунальные платежи, ежегодное повышение цен и белые аспириновые кругляши.
Поздним вечером, когда, лежа в своей постели, закрываю я глаза, та, другая внутри меня просится наружу и показывает мне тревожные мандариновые облака, багровые фрески и солнечных зайчиков с кисточками на ушах.
Я прогоняю ее, укладываю поглубже внутрь себя, там, где ей безопасно, хоть и тесно и так скучно, невыносимо скучно.
Мне жаль ее.
Она любит ковры из травы, розовый чай и лилии. А я пью кофе, который ненавижу, потому что он помогает мне довести до конца еще один день. На праздники мне дарят розы, с необрезанными шипами моветон, сырье для подарка, не букет.
Вот только вчера, когда я вечером сидела над налоговой декларацией, в мою дверь постучали.
Курьер принес мне лилии. И с ними записку. «Ваши кудри цвета шоколада».
И я поставила лилии в воду, и выплеснула кофе в раковину, и налила себе розовый чай, думая о том, как это странно быть той, о которой кто-то думает.
Предательство
Я предаю красиво. Разве можно иначе? Ты любил, тебя любили так на что ты ропщешь?
Я была щедра на подарки.
Я дарила тебе веру в себя, дарила зеркало, в котором ты был успешен и крепок.
Я дарила тебе медовую негу на своих египетских простынях.
Говоришь, видел меня с кем-то в городе? Да, разумеется. Он кормил меня ягодами. Ты любишь ягоды?
Это ведь город-призрак, милый, тут можно увидеть своими глазами даже то, чего никогда и нигде не было.
Здесь люди скалятся друг на друга, и называют оскал улыбкой, входят в теплый вечерний туман в лучших костюмах, словно там они смогут смеяться.
Ложатся ночью с другими людьми, словно так они смогут спать.
Я люблю спать. Сны очищают мою совесть. В них я все еще тонконогая девчонка, а ты белозубый мальчик, у которого еще нет галстука, и кабинета, и стола с зеленым сукном, и секретарши с бюстом пятого размера, которую я, кстати, приказала увести в лес и оставить там привязанной у муравейника, обнаженной и плачущей.