Себя Джонсон к дикарям не причислял что бы об этом не думали гордые римляне.
Садись, радушно махнул он рукой в сторону крепко сбитого стола, сейчас принесут «огненную воду».
Дикарь шумно задышал; его приплюснутые широкие ноздри зашевелились словно землянку Вождя уже заполнил резкий запах «огневки».
Может, лучше моего порошка попробуем? оба вождя резко повернулись к двери, в которой стоял очередной гость предводитель племени, владевшего зарослями растения, которое оно само называло кокой.
Этот вождь действительно поднял перед собой какой-то мех, в котором не сомневался капитан действительно хранился белый порошок, дарующий неземное блаженство, а потом долгую, непреходящую боль в голове и ломоту в суставах, сравнимую с той, на которую жаловались все без исключения старики болотных племен.
Джонсон пробовал дышать этой гадостью; оценил ее силу и коварство. Теперь же безразлично кивнул, не собираясь даже притрагиваться к этой отраве:
Обязательно попробуем. Вот соберемся все, и попробуем.
Главным для него сейчас было заглянуть в глаза вновь прибывшего, который гордо называл себя Колумбийским Бароном. Заглянул. И убедился, что Барон тоже не решился опробовать «подарок» Джонсона. Этого гостя Вождь пока записал себе в пассив.
Который, подумал он, отступая на шаг, чтобы Барон мог пройти к столу, можно будет превратить в актив, побив козырной картой.
Он входил во вкус владения и использования непонятными словами, которые словно сами рождались в его голове. За всем этим стояло что-то громадное, и пугающее будто очередное слово могло сдвинуть какую-то лавину в памяти, которая погребла бы Вождя под собой; заставила бы задохнуться его сознание в болоте непознанного.
Стол, кстати, был основательно приготовлен к встрече. На нем не было пока огневки, но все остальное главным образом мясо, во всех возможных способах и стадиях приготовления. В один из таких кусков запеченную в углях ляжку болотного кабана уже впился крепкими зубами дикарь, одетый в меховую трубку. Его весело и безумно сверкнувшие глаза словно выговаривали хозяину землянки:
Зачем надо было портить мясо огнем?
Барон садиться за стол пока не стал. Вместе с Джонсоном он повернулся к очередному гостью; точнее гостям Зинана прибыла на встречу со своим супругом, имя которого звучало вовсе невообразимо Арчелия. Эти гости дали хозяину крошечный повод порадоваться. Сама Зинана, чей внешне кроткий взгляд царапнул душу Джонсона, тоже не решилась поучаствовать в эксперименте, поставленном Вождем. А вот своего спутника соком напоила. Потому он и уставился на Вождя с улыбкой, выражавшей готовность выполнить любое его повеление. Да хотя бы свернуть шею своей супруге, с которой он прожил множество кругов.
Это не показатель, усмехнулся внутри себя Джонсон, может ты и без сока хотел бы совершить такую процедуру. Освободить, так сказать, землю, от вместилища вселенского Зла.
О том, что в нем самом Зла не меньше, а может, и много больше, чем в женщине, сейчас с показным радушием рассматривающей роскошное (как прежде казалось Вождю) жилище, и таких разных личностей, что уже собрались в ней, он не думал.
Зло это ведь для других, решил для себя он уже давно, а все, что делается на благо себя, любимого и единственного Благо и есть. Какие бы потоки крови и немыслимые страдания это Благо не сопровождали.
Зинана чему-то кивнула, улыбнулась, и вдруг запела. Не так божественно, конечно, как римлянка на стене крепости, но вполне приятно для слуха.
«Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!», пропела она, и рассмеялась.
Ее смех прозвучал в мрачной землянке, освещаемой немилосердно чадящими светильниками очень неестественно.
Что это? воскликнули в один голос два вождя Джонсон с Бароном.
А дикарь за столом даже перестал жевать словно подавился особо крупным куском.
Песенка такая, пожала плечами Зинана, улыбнувшись сразу всем кроме мужа, который тоже улыбался, глупо и жалко за ее спиной, издревле русская.
Джонсон едва подавил крик, рвавшийся из груди:
Уже? Идут?!
Песенка такая, пожала плечами Зинана, улыбнувшись сразу всем кроме мужа, который тоже улыбался, глупо и жалко за ее спиной, издревле русская.
Джонсон едва подавил крик, рвавшийся из груди:
Уже? Идут?!
И тут же развернулся в прыжке к двери, радуясь так удачно подвернувшейся возможности скрыть и от Зинаны, и от остальных собственную панику. В двери, низко пригнувшись, входил еще один вождь.
Не русский, перевел дух капитан, кивая огромной фигуре, которая так и не распрямилась, чтобы не ткнуться макушкой в низкий потолок землянки, Дену.
Этот вождь, как знали все, не отличался многословием. Вот и сейчас он, не говоря ни слова, шагнул к столу, и плюхнулся всем весом на скамью, которая едва не развалилась. И только потом улыбнулся скорее всего, потому, что его темя ни во что не упиралась. Дену тоже оценил богатое угощение на столе; схватил было кусок размерами не меньший, что продолжил жадно обгладывать дикарь с трубкой. Но не донес его до широко раскрытого рта когда его взгляд поймал Джонсон.
Этот мой, искренне обрадовался Вождь, милостиво кивая Дену, и тем самым разрешая ему приступить к трапезе.