Ну, может, она по дороге поскользнулась, сломала ногу и теперь лежит без помощи и стонет?
Мне тем более хотелось выбить эту мысль из головы Симоны, оттого что было уже темно и такое вполне могло случиться.
Не знаю, но если Анриетта и доктор не вернутся через десять минут, я сама отправлюсь за ними!
Я уже действительно собралась идти, но, наконец, в холле нижнего этажа скрипнула дверь. Я поспешила встретить месье Вернея.
Но это оказался не он. Анриетта вернулась в сопровождении совсем незнакомого мне человека.
Он был очень высок. Вероятно, метр девяносто. Настоящая каланча, едва поместившаяся в дверном проеме. Когда этот мужчина снял пальто и шляпу, я увидела, что он молод и красив. Его черты лица отличались редкой правильностью: высокий открытый лоб, чуть выдающийся подбородок, прямой, почти орлиный нос и аккуратные тонкие губы, украшенные усиками «в ниточку». На вид ему казалось лет двадцать шесть-семь, не больше. Он носил оригинальную бородку под «Дон Кихота», его волосы отливали черным блеском и таким же блеском сверкали глаза. Он был строен и пластично двигался. Я хорошо помню, как в тот момент мне очень захотелось услышать тембр его голоса. Он лишь слегка кивнул мне головой, но не произнес ни слова. Потом протянул записку.
Она оказалась от доктора Вернье:
«Дорогая Розали,
Мне очень жаль, но я вынужден немедленно бежать к одной роженице. Тяжелый случай. Не думаю, чтобы колики вашей матушки носили серьезный характер. Уверен, пара таблеток все нормализует. Посылаю к вам моего молодого коллегу и друга, правда, врача ветеринарного, но это не имеет значения. Зайду к вам утром.
Робер Вернье».
Прошу вас, сказала я ему, и мы стали подниматься по лестнице. Я даже не доставала до плеча этому человеку.
Месье Вернье оказался прав. Колики и в самом деле начали проходить, когда мама выпила таблетку. Молодой врач просидел у ее постели с полчаса, затем начал что-то записывать.
Месье Вернье оказался прав. Колики и в самом деле начали проходить, когда мама выпила таблетку. Молодой врач просидел у ее постели с полчаса, затем начал что-то записывать.
Вот, сказал он, наконец. Это рецепт на случай, если колики возобновятся. То же самое лекарство.
Я взяла у него листок. В первую очередь посмотрела на имя. Альфред Мош-Маресажь. Какая незавидная фамилия! Но я не стала на этом сосредотачиваться.
После того, как он ушел, маме становилось все лучше, вскоре она уже спокойно спала. Мы с Симоной тоже отправились по своим комнатам. Перед тем, как пожелать мне спокойной ночи, Симона заметила:
Ну и верзила! Б-р-р!
Рецепт, выписанный этим человеком, пролежал всю ночь под моей подушкой. Не знаю, зачем я положила его туда, вряд ли прониклась горячими чувствами к Альфреду сразу же; теперь мне не так-то легко все это вспомнить.
Как и обещал месье Вернье, он зашел к нам утром повидать маму. Симона уже ушла в колледж, а я собиралась отправиться в наш магазинчик, но успела сама встретить доктора и между нами вдруг произошел очень неожиданный разговор. Он начался почти прямо с порога:
Как здоровье матушки?
Я взяла у него пальто и шляпу.
Уже все хорошо, спасибо.
А каким вам показался Альфред?
Что? не поняла я.
А доктор вдруг поглядел на меня с отечески-снисходительной улыбкой. Он прищелкнул языком и сказал:
Барышня! Малышка Розали! Я знаю вас с тех пор, как вы мочили платье вашей матушки. Ну, да ладно! Так значит, вы находите Альфреда представительным?
Еще бы, при таком-то росте! рассмеялась я, немного смущаясь и оттого желая превратить этот разговор в шутку.
Вы женщины, любите высоких мужчин. Кстати, он сын моего старинного друга. Ныне покойного, к сожалению. Но поспешу к дорогой Мишель
Я проводила его до спальни матери. Возле нее хлопотала Анриетта. Когда доктор вошел, я, не знаю зачем, на всякий случай притаилась за портьерой.
Вначале их разговор шел лишь о здоровье мамы. Она уверяла доктора, что уже чувствует себя прекрасно, а от вчерашнего отравления не осталось и следа. Месье Вернье на всякий случай осмотрел ее, а потом, очевидно, удовлетворенный, растянулся в кресле напротив кровати матери и сказал:
Дорогая Мишель, у меня есть к вам замечательное предложение. Касательно вашей дочки.
Которой?
Розали.
Я вздрогнула за портьерами, и вся обратилась в слух.
И что же насчет Розали? мать приготовилась его внимательно слушать.
В общем, если месье Вернье что-то высказывал, то это никогда не носило легкомысленного характера. Напротив, он был очень ответственным и обязательным человеком, и моя мать, живя без мужа, всегда соглашалась с советами доктора. Тем более, мне надо было знать, что за предложение имеет он на мой счет.
Мишель, скажите мне откровенно, вы еще не подумываете о замужестве Розали?
О замужестве Розали? Увы, подумываю.
Но почему же «увы»?
Как вам сказать, ведь она красавица, кто только на нее не польстится, а что из этого выйдет, знает лишь бог. Я это к тому говорю, что смертельно боюсь отдать ее не за того мужчину, при нашем то положении. Мы не богаты, Робер, вы же знаете, что все эти годы я лишь стремилась создать видимость хорошего достатка, но сам достаток очень шаткий. Думаю, Розали не знает, как все на самом деле неопределенно. А если так, то где уж мне мечтать для нее о человеке с положением?