Это место из бесед о смерти, которые вёл владыка в своём Лондонском приходе, почти четверть века назад, весной 1984 года. Давно и в другой стране. Почему же это обращение показалось обращённым персонально ко мне? Какими загадочными путями размышления одного человека становятся личными размышлениями другого
Более того, эта мысль требовала от меня каких-то практических действий. Захотелось осуществить этот призыв, или хотя бы начать осуществлять наиболее естественным для себя образом: в виде книги.
Возникшее желание усиливалось давно созревшим представлением о том, что жизнь каждого человека настолько полна уникальным опытом существования, что странно не оставить о ней своего свидетельства. Об этом я говорил на своих литературных студиях, склонял к воспоминаниям многих знакомых, но каким-то изощрённым способом сам ухитрялся уклониться от серьёзной вспоминательной работы. А ведь воспоминания это тающее население памяти, с которым надо успеть пообщаться. Спуститься по ступенькам, пока они не совсем разрушились, в прошлое, чтобы связать его с настоящим.
Память довольно своеобразная хранительница нашего музея, архива миров, прошедших через человека. Она незаметно переделывает свои экспонаты или задвигает вглубь, если вовремя ими не заинтересоваться.
Так небольшой абзац из большого тёмно-синего тома стал для меня призывом взяться за дело, объём которого я тогда не очень себе представлял.
Позже, будучи уже погружённым в эту работу, я параллельно прочитал весь том «Трудов», от корки до корки. Это было вдохновляющее чтение, но другого такого фрагмента, как попавшийся тогда мне на глаза, не нашлось. Может, он всё-таки специально был для меня подобран?..
Другие подталкивания
Упомяну и о других конкретных, физических сигналах. Сигналы о чём? О чём-то, что требовало внимания.
Время от времени вдруг ухудшалось самочувствие. Чуть поработаешь голова становится тяжёлой, горячей. Иногда добавлялось головокружение, иногда резь в глазах.
Может, ерунда, пройдёт?.. А может, предупреждение? кто знает. Возможно, времени на примирение, на осмысление (а уж тем более на осуществление замыслов) осталось куда меньше, чем надеешься.
Ещё случилась однажды внезапная слепота после занятия верховой ездой на плацу конного клуба «Левый берег»1. Когда ездил галопом, лошадь разрезвилась, перестала реагировать на управление как говорят, понесла. Не упал, но возможность присутствовала. А минут двадцать спустя, стоя на остановке автобуса, я вдруг ослеп, полностью погрузился в темноту. Наверное, минуты на полторы. Стоял неподвижно и размышлял: что бы это значило?.. Как быть дальше?.. Но потом зрение вернулось, а там подошёл автобус и надо было садиться. Что же беспокоиться о минутной слепоте, если остался зрячим!.. Я и от верховой езды после этого не отказался.
Однако всё это исподволь наводило на вопрос: как у меня с готовностью перехода в иной мир. Осмотрел ли я как следует жизнь в мире этом? Всё ли сделал необходимое? Обо всём ли важном подумал?..
Впрочем, смерть мне не грозит. Довольно экстравагантная формулировка, но это так. Каждому предстоит умереть, но грозит смерть не каждому. Если готов встретить её, то и она тебя встречает. Готовность умереть совершенно не исключает готовности жить. Можно сказать, что это две стороны балансира на канате человеческого существования. Так что думать о смерти не смертельно. Напротив, это жизненная необходимость.
Проблемы подзаголовка
Первоначально у этой книги был подзаголовок «Смертная книга». Одно время это было даже названием именно потому, что импульс был задан словами Антония Сурожского о памятовании смерти. Но потом мне стало понятно, что читатель может воспринять это довольно специфично, принять за какой-нибудь ужастик. Хотя сам я никаких ужасов не подразумевал.
Умирать я не спешу. Эта книга о жизни.
Во-первых, о прожитом и пережитом. О том, что было, прошло, но и осталось. Такой жанр называют воспоминаниями или, более солидно, мемуарами. Но в этот жанр я не помещусь. Ведь дело не просто в том, чтобы вспомнить и зафиксировать. Хочется разглядеть то, чего не замечал, понять то, чего порою не понимал, осмыслить тот узор, который сплетён судьбой при моём посильном участии.
Во-вторых, хочется рассказать об уверенности в том, что смерть не завершает жизнь навсегда, а ведёт тебя к другой жизни. Так что опять получается, что книга о жизни. Хотя и о смерти.
Хочется засвидетельствовать то, что было, и всмотреться в незримые связи земного мира с тем, что будет. С тем, что есть всегда.
Позже, когда я уже вовсю ушёл в написание книги, возник другой подзаголовок, более увлекательный, по образцу старинной беллетристики. Он получился большим и самозацикленным. В нём говорилось о том, что это воспоминания
философа, незаметно превратившегося в сказочника
программиста, вводившего информацию с листа Мёбиуса2
переводчика технической литературы гуманитарного характера
математика, который переквалифицировался в писателя и журналиста
книгоиздателя, не получившего от десятков изданий никакого дохода
православного, семь лет работавшего с протестантами