Что надо? спросила я.
Мне ответили на незнакомом языке и, как мне показалось, матом.
Я очень не люблю, когда нарушают мой фэншуй, дзен и дао. Могу послать нах хаузе группами и поодиночке. Как ученик, посвященный в Путь и «Книгу пяти колец», я соблюдаю вековой кодекс самурая: «Делай как должно, и будь что будет!». Только с важным дополнением: «Лучше ничего не делай. Ибо один хрен».
Я развернулась и пошла дальше. Машина ехала рядом, и все трое орали на меня. Я привычно показала средний палец.
Взревел мотор, и машина оказалась на тротуаре с твердым намерением меня переехать. Я огляделась по сторонам, улица была пуста. Можно, конечно, было выдернуть из садовой экспозиции камень и разбить им стекло, но от трех потомков диких обезьян сразу мне не убежать.
Я прибавила ход, и машина уже почти наезжала мне на пятки. Но спасаться бегством мне казалось унизительным. Бандерлогов тоже было много, а Маугли один. В пяти метрах замаячила приоткрытая дверь овощной лавки, я быстро нырнула туда и прижалась к стене. Машина съехала с тротуара и промчалась мимо.
На кассе вальяжно развалился марокканец лет сорока и с любопытством разглядывал меня своими черными глазами. Они даже увлажнились от удовольствия.
Ух-же-твою-мать-день-не-задался! процедила я сквозь зубы. И меня затрясло еще сильнее.
Красиво шла! Как королева! Что желаешь?
Желаю выпить, но у тебя нет.
Он встал, неторопливо, покачиваясь, пошел в сторону подсобки. Через минуту он появился с чайником горячего мятного чая.
Садись, потребовал он, аккуратно вручив мне прозрачный стакан, наполовину заполненный коричневым сахаром, рассказывай. Ты же не мусульманка, так?
Я кивнула.
Тогда зачем платок надела? Если не мусульманка, платок нехорошо. Шапку можно, а платок нельзя.
Я сегодня по случаю еще и трусы надела, тоже нехорошо?
Он согнулся пополам и заливисто заржал.
Откуда ты, моя королева?
Из Москвы, где женщины могут носить все, что им вздумается, и им за это ничего не будет.
Платье красивое. Платье можно. Платок нехорошо. Мохаммед, но ты зови меня просто Моха, он протянул мне руку, и я ее пожала.
Он взял телефон, что-то прокряхтел по-арабски и коротко рассмеялся.
Мои братья приняли тебя за свою из-за платка и оскорбились. Мусульманские женщины не смеют показываться на улице в таких платьях.
Сочувствую мусульманским женщинам. И спасибо за чай. Вы кладете в него столько сахара, что можно впасть в кому. А между прочим, сахар в таких дозах опасней кокаина. Быстро вызывает привыкание.
Он опять рассмеялся. Первоначальный сексуальный интерес в его глазах окончательно сменился на интерес коллекционера, наткнувшегося на любопытную диковину.
Иди смело, больше тебя никто не тронет. Но платок сними, вот надень бейсболку.
Он взял свою с прилавка и протянул мне.
Ты почаще заходи, я выберу для тебя самых лучших фруктов.
Зайду, зайду! Пойду куплю себе повойник. Или лучше сразу балаклаву. В балаклаве можно?
Он ни черта не понял, но все равно рассмеялся, провожая меня до двери, напоследок всучив пакет с абрикосами.
Мой благословенный зеленщик Моха и его жена, улыбчивая хохотушка Фатима, стали моими первыми друзьями. Я ни разу не ушла из их лавки без подарка: в сезон пучка свежей спаржи, приторного инжира, хрусткого, только выпеченного хлеба. А главное, они всегда мне были рады и подробно расспрашивали о муже и детях. Что бесценно, когда единственные, кто снисходит до общения с тобой, это дворники и почтальоны.
А еще после общения с Мохой и его недоразвитыми соплеменниками у меня появилась тайная потребность. Я стала мысленно примерять головные уборы всем новым знакомым. Когда Моха был доволен и расслаблен, помешивая свой чай, Имам сарик головной убор имама был ему точно впору. Но однажды я случайно застала его орущим на невидимого телефонного собеседника. Его черные глаза смотрели как два пистолетных дула, и турецкая разбойничья феска села на него идеально.
А еще после общения с Мохой и его недоразвитыми соплеменниками у меня появилась тайная потребность. Я стала мысленно примерять головные уборы всем новым знакомым. Когда Моха был доволен и расслаблен, помешивая свой чай, Имам сарик головной убор имама был ему точно впору. Но однажды я случайно застала его орущим на невидимого телефонного собеседника. Его черные глаза смотрели как два пистолетных дула, и турецкая разбойничья феска села на него идеально.
Хотя уже тогда я догадывалась, что простой хозяин овощного ларька не ездит на «мерине» представительского класса и не носит ботинок ручной работы. Но даже не подозревала, что мой добросердечный Моха руководитель разветвленной и очень опасной криминальной марокканской группировки.
Глава 3. Женщина на грани суицида
В квартире, откуда месяц назад вытащили труп, новые хозяева затеяли ремонт. Но из открытых окон все так же несло свежей краской и смрадной мертвечиной. Они два раза перекрашивали стены, перестилали пол. Даже плитку старую скололи. Но въехать не смогли. На доме появилась табличка «Сдается».
Сколько я ни пыталась разжиться подробностями у Мохи, он не знал или не говорил.