Глаза закрылись и глубокий, крепкий сон отключил его от происходящего.
Очнулся от резкой боли. Значит что-то, все-таки пострадало сильнее, чем думал. Болит левая рука. Кисть так и осталась в тисках между поручнем и потолком. Он не знал, сколько пробыл в бессознательном состоянии, что перемежалось сном. За это время обескровленная рука опухла. Приобрела синеватый трупный оттенок. Возможно.
В действительности цвета руки Павел не видел, но и во тьме понимал, что дело куда серьезнее, чем он предполагал. Сон пошел на пользу. По крайне мере стало немного легче, и чтобы понять насколько сжал правую ладонь в кулак.
В следующий момент перевернулся влево, сел, повернулся лицом к зажатой руке, уперся коленом об стену и, осознал, что если он не сделает это с первого раза, а на второй рывок сил уже не останется, то ничего не уже получится. Потянул поручень вверх, а левую руку, ее он чувствовал только у плеча вбок.
Жутко сдавленная кисть, цеплялась опухшей тканью. Сдирая, кожу до костей натянутая рука на последних сантиметрах, как кусок мяса выпрыгнула из капкана и ничего не чувствующей пятерней смазала по лицу. От боли потерял сознание.
Третий выход из бессознательного состояния Павел запомнил, как самый сносный ныла только рука. Для конечности, судя по ощущениям последние часы, стали началом оздоровления. Ободранная и припухшая она была живая, горячая от крови. Красная, она омыла застоявшиеся сосуды. Однако общее онемение сохранялось, и кисть также безвольно висела.
Выдернул подол рубашки из брюк. По краю оторвал широкую ленту. Связал узел и накинул на шею, после чего продел руку сквозь тряпичное кольцо. Сил хватило, чтобы подняться, опереться о стену вагона и снова задуматься.
Время шло. Он оценивал положение, и раз за разом откладывал попытку встать и вылезти из железного короба. Глаза давно привыкли к полутьме. Все видно отчетливо. Отчужденное сознание рисует вид со стороны.
В пустом вагоне сидит, согнув одну ногу в колене одинокий потрепанный человек. Мозг пронзают тысячи мыслей и ни на одну из них не находится вразумительного ответа. Мелькают вопросы: Как? Зачем? Почему? На этом мысль обрывается и ускользает, а на ее место одновременно лезут сотни новых.
В какой-то момент Павел резко встал, сделал два шага и вскинул голову, так что хрустнули позвонки. Отсюда надо выбираться. Каких то два метра с небольшим, но при его среднем росте и недействующей руке это проблема.
Представил, что вагон полон молока и он как та лягушка пыхтит, карабкается и брыкается, взбивает масло и покидает вагон-кувшин, на деле доказав что упорство, а скорее желание жить побеждают. Но доказывать что либо здесь было не надо, а молока не было и в помине.
Тут же, впервые поймал себя на мысли, что до сих пор никто не появился и не стал его спасать. Ни тебе воя машин с красными крестами, ни людей с носилками с лицами полного благородства. Никто не хочет стать героем и спасти человека, попавшего в катастрофу.
Встал на поручень, шест теперь был в полуметре над полом. Дотянулся до следующего, тот тоже оказался не так уж и далеко. Подпрыгнул, правой рукой уцепился за трубу и тут же подобрал ноги. Закинул на поручень. В следующий момент выбрал в разбитом дверном окне место, где не было стекол, зацепился за него рукой, и, отталкиваясь ногами, подтянулся.
Работая ногами и одной рукой, сначала вытолкнул на поверхность торс. Перевалился через край, вытащил ноги. Лежа отполз и почувствовал животом ребристый бок вагона. Тут светлее, но прохладнее.
Пополз вперед к началу вагона. В кабине машиниста остался старенький, с потертостями, отвалившейся от джойстика стеклянной вставкой, расцарапанный и неубиваемый мобильник «F». Надо найти, позвонить, сообщить, ждать, командовал мозг. А потом поесть, там есть пластмассовый короб с бутербродами, что прихватил на обед.
Думалось быстрее, чем делалось. Еще пару часов назад Павел преодолел бы это расстояние в два прыжка. Сейчас помятая фигура с трудом и опаской можно соскользнуть или потерять равновесие потому, что кружится голова, а еще потому, что идти приходится по краю вагона, обходя черные дыры окон двигалась к кабине. Она и без того узкая стала еще уже. Пространство расплющил хлам, в него врезался поезд. Поезд, по инерции протащился несколько десятков метров, собрал мусор, спрессовал его до прочности стены и, в конце концов, вдавился в него.
Думалось быстрее, чем делалось. Еще пару часов назад Павел преодолел бы это расстояние в два прыжка. Сейчас помятая фигура с трудом и опаской можно соскользнуть или потерять равновесие потому, что кружится голова, а еще потому, что идти приходится по краю вагона, обходя черные дыры окон двигалась к кабине. Она и без того узкая стала еще уже. Пространство расплющил хлам, в него врезался поезд. Поезд, по инерции протащился несколько десятков метров, собрал мусор, спрессовал его до прочности стены и, в конце концов, вдавился в него.
Над вагоном возвышается разнородная гора. Мусор нависает над разбитым, сплющенным окном.
Грозит обвалиться и завалить оконный проем единственный проход, через который сейчас можно проникнуть в кабину. Здоровой рукой, оттащил какие то листы железа, палки, трубы. Отпихнул ногой пару банок.