Лодку мы сдавали самыми последними. Водик, как заправский гитарист, тут же нашёл общий язык с двумя мужичками, командовавшими на лодочной и спасательной станциях. И вся наша толпа была приглашена к ним на вечер в гости. Наскоро приготовив и так же быстренько съев густо приправленный начавшимся без всякого смысла проливным дождём нехитрый ужин, мы пошли в домики обслуживающего персонала.
Мужики, подписавшиеся работать на сезон лодочниками и спасателями, оказались аж из Свердловска. Спасатель тарахтел с какой-то девицей, и ему абсолютно не мешали толокшиеся в маленькой (на три койки) комнатушке ещё восемь рыл, да ещё и с гитарой, которую принёс с собой Водик. И тут случилось самое удивительное. Лодочник достал из-за кровати свою концертную двенадцатиструнную гитару. Звук был непередаваемый! Оказалось, что он даже был в числе участников фестиваля бардов, проходившего осенью 1980 года на катке Медео. Его сольный концерт продолжался почти три часа, а когда он кончился, спасатель выудил откуда-то проектор и достал коробку слайдов. Оказалось, что мужички зимой занимаются спелеологией занятие, воистину достойное любого жителя Урала! Мы стали смотреть чёрно-белые и цветные слайды, снятые в свете нескольких разноцветных фонарей внутри какой-то пещеры. Совершенно ошарашенные, мы уже глубокой ночью покинули сей гостеприимный коттедж
Воскресенье прошло в торчании на берегу озера то в воде, то на залитых солнцем камнях. К вечеру мы смогли найти служебный автобус, шедший со своей группой сразу в Экибастуз, и вернулись из этой сказки в пыльный, съедаемый всеми комарами, раскалённый на сорокоградусной жаре степной город
13. Валентин Палыч
Институт разъехался по осенним колхозам. Мне, Кичигину и Гурову, вовремя смастырившим себе справки, досталась работа на одной из алма-атинских городских овощебаз. А муза дальних странствий уже нашёптывала мне в ухо свои нежные напевы, и я, никогда не пытавшийся сопротивляться её волшебным чарам, собрался в дорогу.
Дождавшись 1 октября 1984 г., когда вступала в действие железнодорожная студенческая льгота в 50% от стоимости билета, я пришёл в деканат, втёр по ушам замдекану, что мне нужно взять вещь в ателье проката (а он не хотел ставить печати, пока не кончится работа на овощебазе!), тут же поехал на вокзал и купил себе билет на Украину. Мне дали билет для проезда в общем вагоне до Кировограда и квитанцию доплат за то, что поезд до Москвы скорый и вагон купейный. Вся дорога до Украины обошлась мне в результате в «четвертак».
Мне достался купейный вагон в середине поезда, впервые отделанный не белым пластиком в лёгонькую серенькую клеточку, а «под тёмное дерево» и ещё пахнувший краской. Вагончик был выстелен изнутри ковровыми дорожками, горел люминесцентный свет, все зеркала, лампочки, кнопочки, полочки и крючочки были на своих местах.
Едва мы отправились, как пришёл проводник. Здоровенный седой мужик лет пятидесяти представился Валентином Павловичем, и ещё до того, как проверить билеты, принёс в купе блестящий металлический чайник, пиалочки и вазочку с сахаром и печеньем. За всё это он собрал по 50 копеек с человека и сказал, что теперь на протяжении всего рейса до Москвы мы можем приходить, набирать себе чая и пополнять вазочку хоть когда и хоть сколько.
В нашем купе собралась военная компания в чинах от сержанта до капитана. У всех с собой было, и мы весело провели вечер. В 9 утра мы уже стояли на первом пути Чимкентского вокзала. Прямо перед нашим окном оказался киоск, полный свежайшего местного пива тёмного «Бархатного». Со старшим лейтенантом Вовой случилась истерика, он тут же побежал и купил его целый ящик! Пиво мы к Арыси допили и вылезли на перрон.
Вдоль всего поезда сидели местные и продавали целыми вёдрами яблоки, дыни, персики, виноград и прочие прелести знойного Юга. Палыч купил у одного деда 34 дыни, и с нашей помощью закинул их в подпол возле четвёртого купе.
В Кзыл-Орде в соседний вагон села тургруппа из двух десятков местных молоденьких девчонок похоже, студенток какого-то ПТУ. Сопровождавший их преподаватель три раза в сутки водил барышень на кормёжку через наш вагон в ресторан строем!!! Моя армейская компания помирала от хохота
Утром в Актюбинске, так же, как и накануне в Кзыл-Орде, пива мы так и не нашли. Грустно А перед самым Уральском мы вдруг надолго встали на разъезе Колузаново на мосту через речку сразу за ним рельсы оказались разобраны на ремонт. Зданием вокзала на этом разъезде был небольшой голубовастенький домик, на ступеньках которого сидела и громко рыдала очень старая бабка-казашка. Палыч тут же прихватил с собою переводчиками двух молоденьких проводников-казахов с соседнего плацкарта и пошёл узнавать, что там случилось. И, вернувшись, рассказал такую историю.
Муж этой бабки, пенсионер и ветеран, служил на разъезде общинным пастухом. А всё остальное население имело отношение к железной дороге. Дня за три-четыре до этого, когда вся мужская часть посёлочка вдруг уехала за несколько километров чинить рельсы, к деду, сидевшему возле кошары с овцами, приехали на грузовике два мужика и попросили продать им барана. (Советский дефицит мяса сейчас представить себе почти невозможно). Когда дед отказался, двоих или троих баранов у него всё равно отобрали, а самого деда с оставшимся стадом заперли в кошаре и подожгли. Пока это заметили и прибежали тушить, все сгорели заживо. За три дня этих мужиков никто пока не нашёл. Вот такой вот Дикий Запад Казахстана