Символ, таким образом, уникален и парадоксален в своей постоянной амбивалентности. «Всякий раз вновь создаваемое концептуальное пространственное представление, выглядит, по словам О. Шпенглера, актом самообороны, попыткой заклясть силою понятия мучительную внутреннюю загадку Всякая символика означает защиту. Она есть выражение глубокой пугливости в старом двояком смысле слова: язык ее форм говорит одновременно о враждебности и благоговении» [Шпенглер: 279329]. Парадоксальность в этом случае заключается в том, что символ, фактически, служит защитой от символов же. Человек не может противопоставить символу ничего, кроме него же самого.
Отреагирование травмы, или символизирование, осуществляется способом, схожим с практикой, принятой в магии и психоанализе сопереживанием личного (группового, социального, социетального) травматического опыта, расчленением его с помощью специфических символов «отрицания» (Фрейд), персонификации «боли» и исцеляющих средств, и, наконец, созданием «нового» мира. Так новое поколение «узревает», а фактически создает «новые небо и землю, ибо прежнее небо, и прежняя земля миновали» (Откровение. 21:1).
Усложнение символических средств, с помощью которых человек продолжает осваивать свою внутреннюю и внешнюю вселенную, можно, слегка погрешив натурализмом, сравнить с никогда не прекращающимся поиском новых, более сильных препаратов для вечно страждущего и искушенного организма, не поддающегося лечению «традиционными» методами (каждый новый «препарат» однажды становится «традиционным»). Неисчерпаемый арсенал символизирующего для ограниченного набора символизируемого, постоянная диверсификация символических сводов говорят нам о преобладающей качественной составляющей процесса символизирования. Говоря словами Канта, «всем объектам восприятия, поскольку последнее содержит ощущение, должна быть приписана интенсивная величина, то есть, степень влияния на чувство» [Кант: 141]. Неизбежная же связь символизирования с символизацией заставляет говорить о своего рода символотворческой обреченности человека, а о его судьбе как непрекращающейся череде переходов из состояния свободы творческого акта в состояние неволи в рамках собственного творения. И все-таки, каждый новый акт созидания вновь возвышает его субъекта, поскольку обладает характером демиургическим. «Всякий ответ, по выражению ещё одного предтечи экзистенциальной терапии М. Бубера, вплетает Ты в мир Оно. В этом печаль человека, и в этом его величие. Ибо так среди живущих рождается знание, творчество, образ и образец» [Бубер: 37].
В свою очередь, Э. Ханкисс пишет: «страх, вызываемый чуждым миром, является главной побудительной силой в создании символических структур цивилизации, поскольку человечество живет в мире, в котором встречает слишком серьезные трудности, чтобы чувствовать себя здесь «дома» [Hankiss: 66].
Похоже, что символизация, как травма, и есть главная причина непрестанной познавательной активности человека, причина постоянной верификации и трансформации символических форм социального мира.
В свою очередь, Э. Ханкисс пишет: «страх, вызываемый чуждым миром, является главной побудительной силой в создании символических структур цивилизации, поскольку человечество живет в мире, в котором встречает слишком серьезные трудности, чтобы чувствовать себя здесь «дома» [Hankiss: 66].
Похоже, что символизация, как травма, и есть главная причина непрестанной познавательной активности человека, причина постоянной верификации и трансформации символических форм социального мира.
Символ и трансформация. Уровень общества
«Мятеж не может кончиться удачей.
В противном случае, его зовут иначе».
Джон Харингтон (XVI век)Символические пространства возникают в любой социальной системе, будь это личность, группа или общество. И в любой социальной системе они трансформируются с той или иной скоростью, в том или ином направлении. Общество очень наглядно в этом смысле представляя собой макрокосм, оно отражает, как в увеличивающем зеркале, практически те же процессы, что происходят в микрокосме внутри психической реальности индивида. Именно поэтому символическая трансформация будет описана здесь на примере больших социальных систем.
На настоящий момент выделяют четыре основных подхода в исследовании социальных трансформаций: эволюционные модели, циклические, конфликтологические и функционалистские. Этот набор «парадигм» социального изменения остается, в принципе, относительно постоянным. Достаточно новым выглядит, однако, требование «индивидуализации» данных теорий, обращения внимания на знаковое измерение социальных трансформаций, акцентирование активной, творческой роли индивида в этих процессах. Петр Штомпка, например, в весьма артикулированной форме отмечает значение нематериальных факторов в социальном изменении: «Полное признание роли неосязаемого верований, ценностей, мотиваций, устремлений, представлений в процессах социального изменения становится возможным только тогда, когда социальная наука перемещается от перспектив историцизма или развития к индивидуалистской ориентации» [Штомпка: 235].