И кричит она голосом боли и гнева,
Что любовь её там и покой её там,
Где тягучего слышатся ноты распева,
Где и горе, и радость навек пополам.
Только эхо ответствует скорбному крику.
Может, сплю, наяву не изведав ни мук,
Ни любви этой каторжной, боли великой
Вот проснусь, и не станет на свете разлук.
Снова что-то не ладится, как несмыканье.
И в горячечном шёпоте прожитых лет
Я никак не расслышу былые признанья,
И чужая сторонка вновь застит весь свет.
Песня памяти
Ветер клонит порывами травы,
Полыхает над полем гроза
Горше горечи, пуще отравы
Губы мне оросила слеза.
И никто здесь не скажет, откуда
Налетела великая мгла,
На душе появилась остуда,
Как узоры на глади стекла.
А печаль, словно жёрнов на шее,
Хочешь, в омут, а хочешь, с горы
Сердце бьётся всё глуше, ровнее
И совсем не приемлет игры.
Растворилась любовь в междометьях,
В перекрёстных обидах и лжи
И уже на владычество метит
Ветер, молний вонзились ножи
В горизонт, и распластанно стонет
Под громами, колеблется даль
И вот-вот над землёю уронит
Ливень свой непочатый грааль.
Под вершинами, крытыми лесом,
Над моею седой головой,
Вновь смеются, куражатся бесы,
И вот-вот совладают со мной.
Пропади же ты пропадом, память,
Не хочу ничего вспоминать.
Душу вновь умудрилась изранить,
Хорошо хоть ещё не продать!
«Я летаю во сне и кульбиты мои невесомы»
«Я летаю во сне и кульбиты мои невесомы»
Я летаю во сне и кульбиты мои невесомы,
Словно груз одиночества выпал сегодня не мне.
Я пронзаю пространство вдали от родимого дома
И сгораю, как бабочка, в звёздном холодном огне.
Это гордость моя стережёт мои сонные очи,
Только смежу и в путь, в фантастический странный полёт
Жизнь, как якорь, на цепь мою душу к земному торочит,
До земного охоча, всё мимо и мимо снуёт.
Что ты медлишь, Господь, оболочка моя обветшала,
Небезгрешную плоть, будто кокон, пора разломать.
Я надеюсь, Твоя мне не вечною будет опала,
Лучше Бога никто не умеет любить и прощать.
«Прощай, любовь! Тебе не удалось»
Прощай, любовь! Тебе не удалось
Открыть своим ключом ворота рая.
Я в сердце не вынашиваю злость,
Но не забуду, даже умирая,
Мучителя, что был со мной суров
И, мой порыв приемля равнодушно,
Презрел мои признания и кров,
И согласился с доводом послушно,
Что так нельзя, но будет всё, как есть,
Что я чужда и времени, и месту,
И я должна, услышав эту весть,
Послушна быть, покорна, неизвестна
Я без лица, без имени, без дат,
Без общих дел, но в чутком ожиданье,
И будет мне наградой из наград
Однажды наше тайное свиданье.
Но нет, я в жертвы точно не гожусь.
Скорей забудь меня, как день вчерашний.
Я снова в одиночество вернусь,
С тобой, любовь, мне холодно и страшно.
«То молил, то срывался на крик»
То молил, то срывался на крик
Голос разума, сердцу не внемля.
Год прошёл, словно крошечный миг,
И весна опустилась на землю.
Вновь цветут по округе луга,
А в садах алых роз полыханье
Как найти у любви берега,
Где лекарство найти от страданья?
Нынче выйдет на небо луна,
Будет лик её полон и скорбен,
Буду я, как и прежде, одна,
Звёзд затеплится сонм, бесподобен,
Поплывут ароматы в ночи,
Светляки полетят над поляной,
Тишины тихий зов, нарочит,
Вновь меня позовёт полупьяно.
Он закружит, как ветер, вокруг,
Обовьёт меня цепко и властно,
И заставит почуять испуг,
И понять, что любила напрасно.
Там, за далью томительных дней,
Я одна, как и прежде, поныне
А любви беспредельной моей
Умереть в твоей глупой гордыне.
Не понять мне ни лжи, ни огня,
Что горит, только душу не греет.
Полюбить ты не можешь меня,
Твое сердце любить не умеет.
Этой правды ужасной полна,
Да ещё высоты недоступной,
Смотрит с неба на землю луна,
Словно идол любви неподкупный.
«Подгулявшее эхо речные обходит холмы»
Подгулявшее эхо речные обходит холмы,
Белых цапель пугая, в потоке купающих клювы.
Соловьиные звоны вечерние, радостно взмыв,
Растеклись по окрестностям, с эхом поспорить задумав.
И ручья говорливость вплелась органично в закат
Вперемешку с камланием верных природе лягушек.
Лишь деревьев печален обрушенный с кручею ряд
В горевании вещем опущенных в воду макушек
Вдруг цыганских гармоник неистовый вырвался бред
Из каких-то глубин, из земного пропащего быта
И разладил звучащий в душе моей дивертисмент,
И закапал дождём сквозь небесные мелкие сита
Цикл Ильин день
Плывёт рассвет в нежнейшей тишине
По млечному лесному окоёму,
Быть может, кто-то вспомнит обо мне
Под колокольный отзвук невесомый.
Летит, струясь, малиновая весть,
И зреет плод, и птичье пенье глуше
В аллеях сна одна загадка есть,
Волнующая вызревшую душу.
Я возвращаюсь в мир забытых грёз,
Там время, как стреноженные стрелки,
По кругу ходит, там любой вопрос
В реальности покажется безделкой.
«На склоне лет» Высок ли этот склон?
Зажмурившись, стою и жду ответа:
Случилась жизнь моя, иль это сон,
Земного продолжение рассвета?
Я помню всё. Стараюсь не остыть
Умом и сердцем, и душою зрячей,
Но, как порою хочется забыть
Мой взрослый сон, где время шло иначе.
С рождения несовместима ложь
С моею группой крови голубою,
А мирный день на год войны похож,
Где снова бой веду сама с собою
Из-за тумана показался крест,
Взошедшим солнцем жарко позлащённый,
Благословенный, словно Божий перст,
Создавший эти видимые склоны
И облаков блуждающих стада
Над поймою речною в блеске дивном,
Любовь, что не прервётся никогда,
И вод святых живительные ливни
А звон всё нарастает, шум берёз
Ему аккомпанирует приветно,
Предтече шумных августовских гроз
Дню Ильину. И как-то незаметно
Подкрался лета душного конец,
Моя земля вздохнула с облегченьем,
Плодоносящий на чело венец
Вновь водрузив. В своём круговращенье
Она весь цикл пройдёт ещё не раз
От бурных вёсен до осенних жалоб,
Расцвечивая красочный рассказ
Об этих вехах всем, чего желала б,
И всем, чего ждала в своей глуби
Невидимо и недоступно глазу,
Чтоб, разгулявшись, в гневе погубить
Род человечий. Нет, не вдруг, не сразу,
Но постепенно приближая час,
Когда мы, зажиревшие от лени,
Не слышащие больше Божий глас,
Презреем жизнь во славу поколений.