Вы целы? спросила она с беспокойством. Он не повредил вам ничего?
Он? прохрипел я, держась за горло. Кто это он? Кто это был?
А вы разве не знаете? Давайте-ка я помогу вам подняться.
Едва она это произнесла, как я осознал, в каком виде предстал перед ней: загнанный в угол, в одном белье, растрёпанный и припорошенный перьями из разодранной подушки. Мило, ничего не скажешь. И очень пристало ночному визиту порядочной барышни.
Лучше подайте мне халат, попросил я, не двигаясь с места. Это ничего, что вы в моей спальне? Господин Мрици потом не нагрянет ко мне с разборками?
Она улыбнулась совершенная хитрющая мышь.
Нет, подавая мне халат, в который я немедленно облачился, произнесла она. Он знает, чем я занимаюсь по ночам в случае необходимости.
В случае необходимости?
Фредерик не нападает просто так, господин Номан.
Я вытаращился на неё.
Так это был ветер?!
Разве я не говорила вам, что он сторожит Дом?
Но он ворвался ко мне!
Потому что он охраняет не только снаружи.
Она поставила свечу на стол у окна и повернулась ко мне, с остервенением отряхивающемуся от перьев.
Вы что-то принесли сюда? спросила она строго.
Серьёзные ноты в её голосе заставили меня прекратить совершенно несерьёзное занятие и посмотреть на хозяйку Дома со всей внимательностью.
Нет, ничего не приносил, ответил я. Мне нечего приносить, я беден, как таракан.
Это мне известно, смягчилась она. Госпожа Ханни говорила о ваших проблемах с наследством. Но я не имею в виду что-то материальное. Разве ваша тётушка не сказала?.. Наверное, нет, раз вы с таким недоумением смотрите на меня. Господин Номан, в этот Дом нельзя приносить беспокойство.
Что нельзя приносить?
И раздоры в том числе. Нельзя ступать на его порог злым на кого-то, нельзя входить в его двери, затаив обиду. Фредерик строго следит за чистотой душ в Доме.
Вы говорите о ветре.
Я говорю о ветре.
О погодном явлении.
Да.
Которое вламывается к постояльцам и портит их имущество.
Вообще-то, подушка принадлежит Дому.
Я молча смотрел на неё. В своём ли она уме?
Вы вернулись недовольным, верно? предположила она.
Я засомневался, стоит ли признаваться, но после некоторого колебания ответил:
Да.
Чем же?
Простите?
Чем вы были недовольны?
Это не будет вам интересно.
Фредерик так не считает.
Это рабочие моменты, и всего лишь.
Значит, вместо того, чтобы вернуться с работы и дать голове отдых, а душе покой, вы продолжили беспокоиться и злиться?
А что в этом плохого?
О, ну, если вы задаёте этот вопрос, то вы, конечно, ничего плохого в этом не видите!
Она произнесла это таким тоном, что я мгновенно почувствовал себя не в своей тарелке. Я был в своей квартире, я заплатил за неё своими деньгами, но она всё равно была её. Она всё равно принадлежалаДому.
Нельзя приносить сюда ничего плохого, мягко сказал она, видя мою растерянность. Вы не знали, конечно, а я была уверена, что госпожа Ханни позаботилась о снабжении вас информацией. Но теперь вы знаете, и я прошу вас быть впредь аккуратным со своими эмоциями, по крайней мере, прошу вас оставлять их за порогом Дома. Если не хотите, чтобы Фредерик снова ворвался к вам.
Она повернулась, чтобы уйти, но я остановил её вопросом:
Откуда он знает?
Госпожа Мрици посмотрела на меня взглядом, в котором читалось нежелание выдавать тайны Дома временному жильцу.
Он же всего лишь ветер, добавил я, зная, что могу усугубить своё положение в её глазах.
Конечно, сказала мышь и ушла.
Остаток ночи я провёл в тщетных попытках уснуть, а утром едва не опоздал на работу. К счастью, начальство и само не торопилось появляться в рабочих чертогах, и я успел привести себя в полный порядок раньше, чем оно пришло. Весь день я думал о поместье, вопрос наследования которого лихорадил мою семью, и о доброте тётушки Ханни, которая никогда не отказывалась помочь любимому племяннику. Думал я и о Доме, но всё время отвлекался на человека, занявшего полагающееся мне место, и мысли мои, вместо того чтобы очиститься, принимались чернить себя вновь. Я был обычным человеком со стандартным набором эмоций, который не привык отказывать себе в удовольствии позлиться, который
Удовольствие!.. Эта мысль пронзила меня, как молния, прямо посреди кабинета начальства, которому я принёс рабочие бумаги, и я, вместо того чтобы положить их ему на стол, застыл на полпути с самым дурацким выражением лица.
Удовольствие? Возможно ли это? Чтобы в этом была причина?..
Господин Номан? позвало меня начальство.
Я дождался окончания рабочего дня, ломая голову над этой мыслью, и отправился на Последнюю Восточную улицу, надеясь, что мне удастся докричаться до ветра. Послушает ли он меня? Отзовётся ли?
Подходя к Дому, я замедлил шаг. Что, если он снова набросится на меня? Ведь я всё ещё не освободился от негативных эмоций, а мои благие намерения пока не были ему известны.
На дорожку я ступил осторожно. Да, ветер был на месте. Он подхватил меня в свои холодящие объятия, забрался в карманы пальто, растрепал шарф, попытался вырвать из рук папку, но быстро потерял к ней интерес, как будто что-то почувствовав.