Сказав так, Питончик страстно впился устами в губы певицы, и Ксения Удалова резким движением оттащила мужа к таможне и пограничному контролю.
А синий «Мерседес», на котором, как подумал Питончик, приехали за ним, притормозил возле целующихся Дилеммы с Питончиком, бесшумно и быстро опустились тонированные стекла, и изнутри засверкали ярко-белые вспышки. Оказывается стреляли. Оказывается, за Василием Борисовичем приехали не друзья, а враги.
Питончик опустился на мокрый холодный асфальт, увлекая за собой Дилемму. Которой, впрочем, было все равно, потому что погибла и она.
Закричала Ксения, ахнул Удалов к счастью, в тот момент они уже были в нескольких шагах от места трагедии.
На похороны Удаловы не попали у них уже были заказаны на тот день билеты до Вологды.
У Корнелия осталась на сердце тяжесть.
Многое пришлось ему в жизни видеть, но такого зверства ни разу.
Поэтому можно понять, почему он ни с кем из друзей не поделился сведениями о перерожденцах. Словно возникла черная шторка в памяти а за ней прятались беседы, которые он вел на теплоходе.
А приподнялась эта шторка в тот неприятный день, когда Усищев предложил гражданам Великого Гусляра избрать в каждом подъезде по доносчику, чтобы он информировал правительство города о настроениях и неправильных словах.
В тот день Удалов пошел с профессором Минцем погулять по набережной. Многие жители города пошли в тот день погулять по набережной или даже в парк. Наиболее осторожные уехали в лес, к озеру Копенгаген. Усищева все принимали всерьез.
Удалов с Минцем гуляли себе по набережной, раскланивались со знакомыми, но разговаривали вполголоса. И тут Минц неожиданно дал толчок размышлениям своего друга.
Иногда мне кажется, что Усищев в прошлой жизни был унтером Пришибеевым. Был такой герой в сатирическом рассказе Чехова. Любил все запрещать и пресекать. А при том жулик и пройдоха, если я не путаю его с каким-то другим унтером.
Ты хочешь сказать, что он жил раньше? вырвалось у Корнелия, и тут же с кристальной ясностью перед его внутренним взором предстала сцена в салоне теплохода «Память Нахимова, пьяный взгляд Василия Борисовича и горящие карие глаза несчастной Дилеммы.
Есть такая теория, сказал Минц и запустил в речку Гусь плоский камешек. Надвигалась зима, и ближе к берегу река уже начала покрываться ледком, отчего камешек подпрыгнул, звякнул по льду и только потом сгинул в черной ноябрьской воде. Но научно не подкрепленная.
Значит, может, мы с тобой уже пожили свое?
Не исключено, улыбнулся печально профессор. И даже померли.
А мне один покойный человек говорил, что в одном нашем институте уже измерительная аппаратура работает, а японцы даже на работу без проверки не берут.
Какой еще проверки? воскликнул Минц.
Чтобы избежать опасности. Если человек в предыдущем рождении был партизаном, то его ни за что нельзя брать на работу стрелочником. Рано или поздно происхождение скажет свое, и он подорвет вверенный ему поезд.
Где ты набрался этой чепухи?
Я же говорю целые институты этим занимаются. А мы здесь прозябаем!
Удалов не хотел обидеть профессора, но, конечно, обидел. Тот замолчал и стал смотреть на седые облака.
В Москве даже опыт с одним большим начальником провели, сказал Удалов, дотрагиваясь до рукава своего друга. Он отличается гигантизмом за народный счет. То собор, то монумент, а людям жрать нечего
И что же? спросил Минц.
А то, что он оказался перерождением египетского фараона Хеопса.
Маловероятно!
Что маловероятно? Есть постановление правительства ему запрещено впредь возводить на территории России пирамиды и обелиски.
Минц усмехнулся. Он все еще был настроен скептически.
А еще один человек, который хотел ноги в Индийском океане вымыть, оказался заговорил Удалов.
Только не говори, что он перерожденец Александра Македонского.
Нет, он перерожденец чукчи, который по теплой воде тосковал.
Почти смешно.
А вы проверьте. Вы ученые, вам все карты в руки.
А что? Вот я направлюсь на той неделе в Барселону на конгресс по генной инженерии, там и поговорю с кем надо.
На том они и расстались, а ночью Удалову кошмарно снилась несчастная Дилемма Кофанова, распростертая у его ног на мокром и холодном асфальте одесского причала.
Возвратившись вскоре из Барселоны, профессор Минц сразу заглянул к Удалову. Он был возбужден, капельки пота блестели на склонах лысины, дыхание было неглубоким, но частым.
Идем ко мне! повелительно сказал он, едва поздоровавшись.
Ксения хотела было велеть Удалову сначала доесть компот, но по виду соседа поняла, что случилось Нечто. И промолчала.
Внизу Минц, раскрыв портфель, вывалил из него не только бумаги, кассеты и перфокарты, но и несколько разного вида приборов.
Мы живем в утробной глуши! закричал он тонким голосом. Вокруг люди открывают и закрывают Америки, а мы не знаем, кто из нас перерожденец!
А они знают?
Ты был прав, Корнелий, и мне стыдно, что я так провинциален.
Значит, он и впрямь из Хеопсов? спросил Корнелий.
Минц не сразу вспомнил, потом хлопнул себя по лысине и засмеялся:
Хеопс, точно Хеопс. Но это еще цветочки