На меня сверху повалился Бородач. Он оскалился, рыгнув в лицо ароматом сосновой жвачки и пива.
Я замучаю тебя насмерть, крошка, он скорчил свирепую гримасу и зарычал. Смотри, что ты со мной сделала, он показал разлапистую ладонь.
На ней не хватало трех пальцев. Он успел их прижечь золой костра, и от обрубков воняло жареным мясом.
Смотри, смотри! орал он, тыча культю в мое лицо.
Я отвернулась. «Пусть победит сильнейший, " так всегда завершала поединок Лисья Улыбка.
Чресла Бородача повергли мою плоть в ужас. Он тряс мое тело, выворачивал, пихал коленом в грудь и пах, выжимал, как мокрую тряпку, словно мои стоны отвлекали его от страданий.
По твоей милости я больше никогда не смогу сжимать меч, но и ты кое-что не сможешь! рычал он.
«Тупой, бесславный трус! хотелось ему сказать. Ты приговорен. Ты не воин. И не воин вдвойне, потому что, струсив, предпочел ранение достойной смерти. Ты прикрылся от меча рукой, и женщина отняла у тебя не только пальцы, но и честь».
Он долго не кончал, наконец, ликующий стон пронзил округу. Бородач встал и, сунув мне в лицо изувеченный кулак, прохрипел:
Я порвал тебя, тварь, будешь, помнить всю жизнь!
Я усмехнулась и подумала: «Праматери перехитрят твою месть, на мне даже царапинки не останется».
Я встала. По внутренней поверхности бедер текла кровь. Земля под ногами колыхалась, как море.
Я уже дотянулась до своего меча, чтобы исполнить вторую половину миссии.
Стой, змея, забыла, что нас было трое? Бородач снова меня завалил.
Пока он держал за плечи, на меня взгромоздился Опарыш. Одной рукой он пытался затолкать свои вывалившиеся кишки обратно в живот, но они вздулись, выпирая из нутра.
И все же он, уже почти выпотрошенный, исполнил миссию самца. Извергнутый наружу кишечник не обуздал голода чресл.
Умирающий не стонал, лишь скрипел зубами, закатывая глаза под лоб.
Страдание?
Страх смерти?
Зеленый яд тонкой струйкой заполнил дыхание умирающего, ударил в виски, заставил посмотреть в его глаза.
Это был его последний раз.
Я содрогалась в волнах долгой агонии умирающего животного, по телу ползли струи крови и желчи; липкие и горячие, они толчками вытекали из раны и обжигали.
Меня поразило презрение викинга к смерти, и я отдалась ему.
Погрузилась в забытье, в жар последнего экстаза умирающего воина.
Достойнейший викинг скончался на мне, а потоки разнородного семени в пробужденном чреве уже соревновались на длинной дистанции за право победить.
Я отложила книгу.
Задумалась.
Мир людей неоднократно сталкивался с непонятным миром одиозных существ. Горгоны, кентавры, сирены, дриады, карлики и орки в прошлом нередко пересекали путь человека. И с каждым этим существом легенды запечатлели эротический контакт.
Человеку не достаточно было просто завалить дракона, воображение требовало нереального: похищение монстром красавицы и рождение от этого брака уродов и полубогов.
Улитка инь-янь начала разворачиваться половым отверстием в сторону солнцеедов. Страх превратился в любопытство, а интерес в начало контакта.
Кем явиться в мир людей наши старцы решали по обстановке.
О дриадах люди узнали давно. Мы являлись храбрецам в обольстительном облике русалок и нимф. При этом старались не растревожить рефлексы желудочного мозга примитивных существ.
Летопись запечатлела контакты с нашим родом, как войну мужчин с племенем амазонок.
Герой должен осеменять, все, что движется, поэтому наш род до сих пор жив и хранит мудрость мертвых тысячелетий. Память об амазонках врезана в историю человеческих рас.
Кем они были? Куда ушли?
Никому не пришло в голову, что амазонки были посланцами, а не людьми.
Долгое время солнцеедам удавалось с честью держать оборону. Но люди, размножаясь с неистовой скоростью, вырубили прекрасные леса, в корнях которых рождались легендарные существа. Исчезли из человеческих летописей прекрасные нимфы, сирены и проказники сатиры, охотники на заплутавших юнцов.
Все труднее удавался физический контакт двух враждебных форм жизни, и, наконец, прекратился.
Стайка шумных дельфий снова окружила меня.
Иззалпена ушла, уползла, наконец!
Мы видели, как она пожирала тебя глазами!
Мы думали: она слижет твою красоту!
Почему бы мудрому Снипоритусу не отправить к людям Иззалпену вместо тебя?
Не уходи! Мы будем плакать! по щекам крошек дельфий потекли непритворные слезы.
Я осушила их дыханием.
Останься.!Ты погибнешь, как Литаверия!
Вы все еще помните сестру? комок застрял в горле.
Да, помним!
Мы любили ее!
Не покидай нас, как Литаверия!
Глава 4. Latterly
Недавно
18. Литаверия
Душистая Ветка была самой старшей и самой красивой среди нас.
Столько в ней было накоплено чистого ультрамарина, что даже в лютый мороз она излучала невидимое тепло!
Стоило погрузиться в нирвану, исходящую от букета ее дыхания, как мир пробуждался в предчувствие весны.
Старейших бодрил оптимизм прекрасной дриады. Задорный смех вселял надежду на скорые перемены. Ее любили все, но я за старшую сестру готова была бы жизнь отдать.
О нас двоих иногда сплетничали. Но что особенного в том, что мы обожали друг друга, глядели только друг на друга?
Что особенного в отражении отражения?