Неожиданно солдат спрашивает Надю: «Ты крещеная?». Девушка отрицательно кивает головой: «Нет».
Давай я тебя окрещу?
Как? Я же пионерка. А Вы кто?
Неожиданно солдат спрашивает Надю: «Ты крещеная?». Девушка отрицательно кивает головой: «Нет».
Давай я тебя окрещу?
Как? Я же пионерка. А Вы кто?
Я священник. Отец Александр. Держись. Не бойся. Тебя как звать?
Котова Надя.
Хорошее имя Надежда. Давай я тебя окрещу, милая?
Да, как же? Я меня же папа коммунист.
Хорошо, хорошо Воюет?
Не знаю. Но он жив.
Жив Но он тебя ругать не будет.
Он меня ругать не будет? Да Вы знаете, что он со мной сделает?
Немецкий самолет снова заходит над миной и продолжает расстреливать ее с воздуха. Летчик в бессильной ярости кричит: «Я вас всех на дно отправлю, свиньи!». Отец Александр начинает читать 90-й псалом «Живый в помощи вышнего». Самолет чиркает крылом о волну и взрывается. Надя и раненый солдат потрясены.
Отец Александр крестит Надю, прямо здесь, держась за мину, в морской воде, и, сняв с себя нательный крестик, протягивает его девушке: «Целуй!» Надя целует крестик. Отец Александр надевает его на девушку. Священник тяжело ранен. Кровь течет из оторванных ног, и он понимает, что будет девушке только обузой. Да и что еще он может для нее сделать? Он уже сделал главное привел ее ко Христу. Отец Александр принимает решение оставить Надю и, сколько есть сил плыть к берегу, которого, сквозь густой туман, не видно. Прощаясь, он говорит:
Надежда Вот и все, сестричка. Все. Ты теперь не бойся ничего. Молись.
А как молится? спрашивает Надя. Я никаких молитв не знаю.
Посреди моря, держась руками за мину, которая в любую секунду может взорваться, теряя последние силы, каким молитвам мог священник научить Надю? Что она могла запомнить? Что мог сказать отец Александр? Очевидно, что главное. И он говорит:
Ты просто говори: «Господи! Сделай так, чтобы моя воля не перебила Твою!». Поняла? И все. Храни тебя, Господь!
Надя повторят за священником слова первой в своей жизни молитвы, с которой затем она пройдет всю войну. Отец Александр просит Надю закрыть глаза, и с трудом перебирая кровоточащими ногами, уплывает в густой туман.
Иной зритель спросит: «И где здесь Бог? Идет война. Корабль с ранеными, шедший под флагом красного креста, ушел на дно. Немецкий самолет с воздуха расстреливает выживших. Девушка комсомолка, дочь красного командира, лично казнившего священников и монахов, и искалеченный войной солдат, бывший священник, который не нужен родной стране, плывут на мине, готовой в любую минуту взорваться. Бушует море. Сгущается туман. Где берег неизвестно? Выживут ли эти двое? Почему Бог допустил это? Где Он?».
Но Бог сказал: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18, 20). И слова Его истины. Только услышать их и увидеть происходящее надо в перспективе не гибнущего на наших глазах мiра сего, а в перспективе Царства Небесного, на пороге которого они оказались в эти страшные минуты их жизни.
Перед нами те самые «двое», которые еще вчера не знали друг друга, а ныне стали ближними, то есть самыми близкими друг для друга людьми. Причем не по своей воле. Так повелел Бог. Он послал их друг другу, «собрал» у плывущей по морю мины. И, если бы не воля Божия, комсомолка Надя, возможно, так никогда бы и не приняла крещение, не задумалась о Боге, Его Промысле и Его любви. Если бы не война, так ясно обнажившая безумие, жестокость и бесчеловечность забывших Бога людей, ни Надя, ни миллионы ее соотечественников так, возможно, никогда бы не пришли в Церковь и не узнали Бога. Их учили совсем другому.
Но сейчас, посреди бушующего моря, плывя на немецкой мине, можно было надеяться только на Него. И Он, как добрый пастырь, готовый ради одной овечки обойти весь мир, не оставил Надю, послал ей священника это в сорок первом-то году! посреди бушующего моря! А какое утешение, какую радость Он послал умирающему, истекающему кровью отцу Александру, который, наверняка, уже в течение нескольких лет не мог ни служить, ни венчать, ни крестить. Что может быть радостнее для пастыря, чем в такую минуту привести человека ко Христу?
Где же Христос? Он посреди них. В знак этого отец Александр снимает с себя и надевает на Надю нательный крестик с изображением распятого Спасителя. И Надя целует этот крестик, как будто целует раны Самого Христа. Перед нами те самые «двое», что «собраны» во имя Христа, и Он посреди них.
Перед нами образ Христовой Церкви, которую не могут одолеть воды бушующего вокруг нее мiра сего со всей его ненавистью, как к Богу, так и к человеку, в основе которой своеволие, искание не Божией, а своей воли. Поэтому и главным оружием против этого бушующего мира становится простая и понятная мысль, которая становится молитвой: «Господи! Сделай так, чтобы моя воля не перебила Твою!». Или, как сказано в молитве «Отче наш»: «Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли».
Перед нами образ Христовой Церкви, которую не могут одолеть воды бушующего вокруг нее мiра сего со всей его ненавистью, как к Богу, так и к человеку, в основе которой своеволие, искание не Божией, а своей воли. Поэтому и главным оружием против этого бушующего мира становится простая и понятная мысль, которая становится молитвой: «Господи! Сделай так, чтобы моя воля не перебила Твою!». Или, как сказано в молитве «Отче наш»: «Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли».