Разве у меня много врагов? спросил Элровал, мягко перебирая её золотые волосы.
У моего господина всегда были враги, но я знаю только одного.
Ты называешь его врагом, но, разве ты его не любила?
Мэнэлвэн положила руки ему на плечи.
Нет. Он сам уверял себя в моей любви, но мне он никогда не был дорог.
И тебя с ним ничего не связывает?
Нет, мой господин.
Но, я могу узнать, зачем ты согласилась?
Мне было жаль его, она опустила взгляд, обвив руками его шею. Но вскоре я поняла, что кроме войны и власти ему ничто не дорого, в том числе и я. А мой господин не таков.
Наверное, больше никаких доказательств не требовалось. Он понял всё, он всё видел, он знал Мэнэлвэн его. Элофор проиграл во всех отношениях. На миг он представил, что произойдёт с его братом, когда он узнает, что Мэнэлвэн оставила его. Да, теперь он лишит этого ненавистного Элмарца всего: города, уважения, доверия, друзей, жизни, а, главное, той, которая была для его брата дороже мира и жизни, и ради которой он готов был пойти на всё и всё отдать Мэнэлвэн. Это послужит ещё одной причиной, из-за которой Элофор будет способен пойти на предательство. Он захочет отомстить, это, несомненно, а тогда
Лёгкое прикосновение нежной руки вернуло его в действительность.
Что-то случилось, мой господин? произнёс сладкий голос. Элровал перевёл спокойный уверенный взгляд на Мэнэлвэн. Его рука скользнула по телу девушки и обвилась вокруг её талии.
Пока что, нет, его губы на мгновение коснулись её губ. Но очень скоро случится.
Готовы? бросил Тарэмин, подходя на середину пыточной и приветствуя своих помощников.
Готовы, ответил за троих Халмор, вертя в руках пару железных инструментов, сильно напоминавших длинные иглы.
Хорошо, протянул Муилдорец, опускаясь в кресло. Ну, ты не передумал? задал он свой обычный вопрос, повернувшись к Элофору. Элмарец стоял на коленях, со связанными прикованной к полу цепью руками. Может, всё-таки, согласишься?
Элофор, не ответив, отвернулся. Тарэмин хмыкнул.
Ну, надо же. Прямо, не сломить тебя ничем, Муилдорец откинулся в кресле, не сводя насмешливого взгляда с пленника. Ты, конечно, молодец, такие пытки переносишь. И ещё живой. Но, скажу тебе, вечность ты это выдерживать не сможешь, когда-нибудь наступит предел. Так что соглашайся, зачем тебе до этого предела доходить? Иначе мне придётся тебя и дальше мучить.
Мучай, сколько влезет, пробормотал Элофор. Я не соглашусь.
Посмотрим, усмехнулся Тарэмин. Особенно сегодня. Боль, быть может, ты и перенесёшь. А последствия могут быть разными, знаешь. Может, ты просто отделаешься пробитыми позвонками, иглами в хрящах и болью. Только она останется на всю жизнь. Может, ты не сможешь ходить, и будешь ползать по полу у меня под столом и собирать крошки. А, может, ты вообще двигаться не сможешь, и будешь просто лежать всю вечность у меня в подземелье живым трупом. Славное завершение трудов для великого воина, не правда ли?
Элофор не отвечал. Тарэмин некоторое время подождал, после чего, заметив, что Элмарец не намерен говорить, продолжил.
Только не надейся на смерть, умереть тебе я всё равно не дам. Ты мне нужен будешь в любом случае потому, что ты пока ещё лучший полководец и твои советы слишком дороги, чтобы тебя убивать. Только ты вначале подумай, хочешь ты так жить, или нет?
Элофор вновь не произнёс ни слова. Тарэмин изучающее посмотрел на элмарца. Признаваясь себе, он не хотел пытать его подобным образом, прекрасно зная о последствиях этих действий, но другого выхода он сейчас не видел. Он надеялся, что сумеет запугать пленника, но надежда не оправдалась. Что ж, придётся пытать по-настоящему. Или ещё понадеяться?
Элофор, одумайся. Я не пустые слова говорю. Ты ещё пожалеешь о своём упорстве, слышишь?
Элмарец вскинул голову.
Делай, что хочешь, в конце концов, едва слышно произнёс он. Мне всё равно.
Какой ответ ещё от тебя ждать? устало вздохнул Тарэмин, после чего, не без опаски, приказал начинать.
Элофор стоял, опустив голову, сжав кулаки и ожидая новой боли. Да, он прекрасно понимал, к каким последствиям может привести эта пытка, понимал, что с ним никто не будет возиться, что его, скорее всего, закинут куда-нибудь, где он не будет мешаться, и, может, будут вытаскивать только тогда, когда понадобится его совет, а, может, и нет. Нет, конечно, он не хотел провести всю свою вечную жизнь вот так, являясь ничем, разве что тряпкой, об которую можно будет вытирать ноги. Но избежать этой участи ценой жизни своего брата и ценой существования Элфина он не может. Что значит его жизнь и его судьба по сравнению с жизнями и судьбами целого народа? Ничто, он обязан это признать. И, будь, что будет.
В этот же миг внезапная острая боль в середине позвоночника заставила его вскрикнуть и изогнуться. Тарэмин рассмеялся.
Я говорил, ты эту пытку не вынесешь. Ты даже не стонешь, ты вскрикнул. Пора сдаться, Элофор!
Элмарец не ответил, крепко стиснув зубы и готовясь принять новую боль.
Помни, что я говорил, бросил Тарэмин. Конечно, Элофор помнил, помнил, когда новая и новая мучительная боль карабкалась вверх, перебирая позвонок за позвонком, заставляя сжимать зубы и выгибать спину. Помнил он и тогда, когда что-то острое прошлось по всей спине, от шеи до пояса, заставив хрустнуть каждый позвонок, что даже Тарэмин сморщился и как-то пристально взглянул на Элофора. Стиснув зубы, Элмарец молчал.