Располагайся! Дай-ка я на тебя налюбуюсь!
Он отступил на шаг и налюбовался.
Хороша! Чудо, как хороша!
Стоявшая перед ним женщина была и в самом деле очень хороша собой: лет двадцати шести-двадцати восьми, стройная, высокая, с высокой же грудью, тонкая в талии. Чувственный рот с полными губами цвета спелой вишни, смеющиеся карие глаза, тонкие дуги подчернённых бровей и густые тёмно-каштановые волосы, уложенные в красивую причёску, довершали великолепный портрет.
Да и ты, Сёма прямо, парубок! не осталась в долгу гостья. Да який гарный!
Гостья явно льстила пану головному атаману: на «парубка», тем более «гарного», пан явно не тянул. Худощавое, гладко выбритое лицо, глаза цвета олова и такой же степени «выразительности», упрямый тонкогубый рот, редкие тёмные волосы, набриолиненные и расчёсанные на правый пробор обладатель такого портрета едва ли мог рассчитывать на успех такой женщины, как та, что сидела перед ним. Единственным его украшением был тёмно-синий френч военного образца, да брошенная на стол «керенка» с золотым трезубцем в роли кокарды. Но именно это украшение было тем самым магнитом, который притягивал к себе женщин везде, где хозяйничали «незалежники». Да и как могло быть иначе: власть действует неотразимее самых неотразимых мужских достоинств!
Слегка опьянённый дифирамбами и близостью красивой женщины, пан атаман не уловил иронии в словах гостьи. Отчасти его могло извинить то обстоятельство, что ирония была тонкой, почти неуловимой.
Ах, Ксеня, дорогая, если бы не проклятые москали были бы мы сейчас с тобой в Париже! Ты представляешь: Монмартр! Елисейские поля! Пляс Пигаль! «Мулен Руж»!
Глаза пана атамана мечтательно закатились, но уже через несколько мгновений вернулись на исходную.
Ах, Ксеня, дорогая, если бы не проклятые москали были бы мы сейчас с тобой в Париже! Ты представляешь: Монмартр! Елисейские поля! Пляс Пигаль! «Мулен Руж»!
Глаза пана атамана мечтательно закатились, но уже через несколько мгновений вернулись на исходную.
Хотя, какой тут, к чертям собачьим, Париж!..
Что так?
А, и не спрашивай! обречённо махнул рукой хозяин. Что делать ума не приложу!
Не приложив ума, он тут же приложился к горилке единственному, в таких случаях, спасительному средству. Потом, не стесняясь присутствием гостьи, «приложился» к стакану ещё раз. И ещё раз. И ещё. Удовлетворённо крякнул. На лице его отобразилось, если не блаженство, то, как минимум, удовольствие. «Интеллигентно» выдохнув в сторону, он наклонился к женщине.
Есть, правда, одно интересное предложение! Но т-с-с-!
Атаман приложил палец к губам, и, перебирая с конспирацией, зачем-то покосился на дверь. Язык его уже несколько утратил эластичность: количество выпитого начинало переходить в качество. Женщина всем своим видом изобразила заинтересованность, и даже приблизила ухо к губам атамана.
Агенты Иван Антоныча шоб ему
Ксеня заткнула уши: перечень «здравиц» «москалю» предназначался явно не для женских ушей.
предложили мне объединить усилия нашего и ихнего подполья в Киеве. Сулят большие деньги!
Атаман многозначительно поработал бровями и назвал сумму. Шёпотом на ушко. Взглянув на Ксеню, он вдруг понял, что, если слова его и произвели эффект, то совсем не тот, на который он рассчитывал.
Это теперь называется «большие деньги»?
Губы «старинной подруги» искривила ядовитая усмешка.
Сёма, ты меня удивляешь!
«Сёма, ты меня удивляешь!» взорвался атаман. А что прикажешь делать, если в кассе ни гроша?!
Он помедлил мгновение и художественно вывернул карманы.
И в кишенях тоже
Вот!
Многозначительно, словно восклицательный знак в конце предложения, Ксеня подняла указательный палец.
Вот теперь мы подошли к тому главному, ради которого я сюда и приехала!
Она выразительно скосила глаза на ополовиненный графин.
И это всё твоё богатство?! Все твои радости жизни?! Не надоело в бирюльки играться? Не наскучило ещё изображать из себя «борца за счастье трудового народа»?
Нэ розумию медленно протянул атаман, трезвея с каждым словом гостьи.
Это точно! покривила щекой Ксения. Потому-то у тебя всех богатств вот эти галифе и грязный носовой платок в кармане! А тем временем твои подельники пардон, соратники давно уже поняли, что к чему! Вот кто научился «бороться за народ»: столько нахапали, что и правнукам хватит! А ты всё с идеями носишься, как дурак с писаной торбой!
Я веду борьбу! набычился атаман.
Ну, и веди себе на здоровье! Веди! Кто тебе мешает? Только и себя не забывай как оно ещё всё обернётся!
Без отрыва от текста Ксения обрабатывала атамана соответствующими взглядами. Процесс отрезвления стремительно набирал обороты. «Головной» недолго боролся в себе за идею, доказательством чего стало его ухо, отданное губам подруги.
Ну?
Сёма, ты какой-то старомодный революционер! Ну, погляди ты на других революционеров на тех же членов Директории и куренных атаманов! Пламенные речи, сабли на боку а какой трезвый взгляд на жизнь! Сам же говоришь: не сегодня-завтра турнут вас из Киева! Так не со всей же Украины! Memento mori!
Чего?!
Ну, это по латыни. В вольном переводе означает: «Лови момент!»