Последнюю фразу Пинский выдал, не скрывая зависти, и замолчал. И пока он молчал, мечтательная улыбка блуждала по его лицу. Чувствовалось, что ему хорошо «там» не меньше, чем неизвестному Жоре Закладину здесь. Наконец, он мотнул головой и нехотя вернулся из заоблачных высот к прозе жизни.
Ну, так вот. Вы вызовете его, а когда он подойдёт к Вам, скажете ему: «Доброе утро, Антон Макарыч!» и передадите
Э, нет, приятель: такого уговору не было! решительно перебил его Жора. Ходить ещё куда-то, кроме, как до Вас, я не подряжался!
Пинский в очередной раз продемонстрировал неоригинальность: растерялся. Правда, он почти тут же исправился: начал очень живописно канючить.
Ну, что Вам стоит?! Ведь Вам всё равно по пути и
И потом.
Жора тоже кое-что продемонстрировал в очередной раз. А именно обезоруживающее нахальство.
«Доброе утро, Антон Макарыч!»?! Это в четыре-то часа дня?! Он, что должен меня принять за идиота? Так задумано?
Исчерпав все средства оперативной работы, в том числе и слёзные просьбы, Аркадий Леопольдыч капитулировал молча, но безоговорочно. В едва скрипящий но функционирующий механизм подпольной работы вмешался случай в лице этого неподатливого и такого неправильного молодого человека. Сообразно летам и воспитанию, ему следовало на каждое слово отвечать «Яволь!» а он, если и отвечал, то так, что даже его молчание было бы наградой для собеседника.
Ладно!
Жора взбодрил плечо хозяина снисходительным похлопыванием.
Гоните ещё монету и по рукам!
Не успев, как следует, взбодриться, Пинский опять упал духом.
Видите ли как я уже имел честь сообщить Вам Как человек чести Слово чести
Поскольку заверениями в верности чести платёжеспособность хозяина и ограничилась, молодой человек немедленно изобразил разочарование. В этом мероприятии активно поучаствовали мимика и жесты, а вскоре к ним подключился и соответствующий текст.
Э-э-э, товарищ, так дело не пойдёт! «В другой раз!» В другой раз Вы за другое заплатите! А сейчас либо гоните ещё червонец, либо я понёс эту гадость Виталий Палычу, раз уж подрядился! Итак, Ваше слово, товарищ?
«Товарищ» молчал. Слов у него не было.
«Товарищ» молчал. Слов у него не было.
Ну, тогда, как говорится, «прощевайте»!
Жора, взял банку и направился к двери.
Окончательно теряя лицо, Пинский собачкой засеменил следом.
Кланяйтесь Виталий Палычу и супруге его, Аксинье Андревне! пропел он уже в спину юноше.
Берясь за дверную ручку, Жора и не посчитал нужным обернуться.
Всенепременнейше, оставил он за себя иронию, а сам вышел
Виталий Палыч дожидался племянника на крыльце: так велико было его нетерпение.
Ну, что? откуда-то снизу заглянул он в глаза Жоры. Как наши дела?
Нет, уж, пусть они останутся вашими!
Жора выразительно поработал глазами и протянул дяде завёрнутую в газету банку.
Сейчас будете кушать, или ужина дождётесь?
На этот раз Аксинья Андревна не пощадила супруга: прыснула в кулачок. Но Виталий Палычу было не до демонстрации оскорблённого достоинства. С банкой в руках он растерянно озирался по сторонам, определяя, куда бы её пристроить.
Да на обеденный стол куда же ещё! «пришёл на помощь» юноша. Или в кухонный шкаф, рядом с повидлом!
Уже по дороге в свою комнату он вспомнил последнюю просьбу Аркадий Леопольдыча. Последнюю пока ещё в смысле очередности.
Ах, да: «на дорожку» товарищ просил Вам кланяться.
Юноша шутовски поклонился Виталий Палычу.
А теперь пару слов без протокола, если позволите.
Видимо, догадавшись о характере этой «пары слов», Виталий Палыч ещё ниже опустил голову так, словно изготовился к восхождению на Голгофу.
Так вот, дядюшка: если надумаете опять мастерить «потайной» карман я вижу, с каким огорчением Вы обнаружили его отсутствие позовите меня! А не то Вы на пару с Вашим дружком изуродуете хорошую вещь. А лучше: доверьте мне записку. А ещё лучше: попросите меня передать информацию на словах. Но лучше всего: «завязывайте» Вы с этим делом, пока не поздно мой Вам совет!
Жора лаконично откланялся и скрылся за дверью своей комнаты., Утомленная мимикой в адрес мужа, Аксинья Андревна ушла к себе. Ну, а Виталий Палыч остался стоять посреди залы с нерешительностью во взгляде и банкой в руках. И, если банка была величиной переменной, то нерешительность являлась его перманентным состоянием
Затворив за собой дверь, Жора взял в руки потрёпанный том Конан Дойла, и сел в кресло. Чтение совершенно не шло на ум и он предался размышлениям. Нет, не на тему Виталий Палыча: здесь всё было, более-менее, ясно. Мысли его занимал другой предмет: Аксинья Андревна. Ей же адресовались и его безудержные фантазии. С каждым днём эта двадцатисемилетняя красавица занимала всё больше места и не только в его мозгах, но и в его брюках.
В комнате чуть дальше по коридору Аксинья Андревна предалась аналогичным размышлениям о Жоре. Она давно уже не таила от себя интереса к этому юноше, для своего возраста едва ли не совершенному физически и умственно. Всё в нём ей нравилась: и насмешливая острота ума, и атлетическая фигура, и «мужское достоинство», не по годам мощно оттопыривающее брюки, когда его хозяин глядел на неё.