Подвергая маму нелицеприятной, но заслуженной критике, сынок был всё же благодарен ей за одно доброе дело: мама ввела его в свет. Ну, как ввела? Вращаясь среди господ, она позволила сделать это и сыну. Иносказательно, конечно: сын не нуждался в её позволении. Маменькин статус давал ему возможность иногда покидать людскую и постигать хотя бы внешнюю сторону жизни господ.
Мальчик оказался на удивление восприимчив к словам и к манерам. Спустя некоторое время «новобранцы господских приёмов» уже соло и хором принимали его за гостящего здесь родственника хозяев: настолько талантливым учеником оказался малец. Жизнь научила его куда более полезным вещам, нежели церковно-приходская школа, четыре класса которой он всё же осилил. Существенную помощь жизни оказала его форма, столь контрастирующая с содержанием. Природа словно насмеялась над его родословной и наделила его породистой, даже изысканно-благородной внешностью. Уже в силу одной этой причины он, будучи хамом по происхождению, выглядел в глазах окружающих, минимум, потомственным дворянином.
Поскольку мама была всего лишь привлекательной холопкой, будущий агент имел все основания относить своё внешнее благородство на счёт неизвестного папеньки. Возможно, в том числе и по этой причине количество бранных слов, отпускаемых по его адресу, было значительно меньше того, что адресовалось маменьке.
Заслуженно или нет но юноша благодарил оставшегося неизвестным родителя и за иные достоинства, зарекомендовавшие себя несомненными в процессе жизни. Ведь, помимо благородной наружности, этот человек обладал, пусть и немногочисленными, но очень полезными качествами: феноменальным самомнением, обычно переходящим в наглость, и не менее феноменальной памятью.
А как эффективно и с каким эффектом он научился подавать свой минимум! Несколько десятков подслушанных слов и выражений он так мастерски выдавал за свободное владение языками, что даже у выпускниц Института благородных девиц не появлялось и тени сомнений на этот счёт. Что уж тут говорить за манеры! Никто из его визави ни разу не усомнился в наличии у него в детстве гувернёра-француза. Ну, того самого, который «не докучал моралью строгой, слегка за шалости бранил, и в Летний сад гулять водил». Полученные же от приходского дьячка «верхушечные» знания, в любой благородной компании легко сходили за энциклопедический ум. Господа ведь, по большей части, специализировались в иных знаниях: марки вин, породы лошадей плюс искусство обольщения.
Но со временем они утратили и это преимущество. И в этих «отраслях знаний» молодой инкогнито стал вне конкуренции. Особенно в третьей их составляющей. Здесь он достиг такого уровня квалификации и такого успеха у дам, что нередко уже вынужден был не завлекать, а спасаться бегством. Домогательства многочисленных девиц света и полусвета иногда становились попросту невыносимыми.
Словом, если благородством физиономии этот человек был обязан природе в лице папы-инкогнито, то манеры и внешний лоск были исключительно его заслугой. Когда другие «тратили время» на постижение академических наук, он постигал главную науку: науку жизни. И постиг её! Как минимум, немало преуспел в этом. Отсутствие воспитания кому воспитывать-то?! ему заместили поразительное нахальство, невероятная природная сметка и личное знакомство с изнанками жизни. Смятение и нерешительность были неведомы этому человеку, зато наглость его была бесподобной. Она очаровывала и обезоруживала. Перед ней пасовали и высокородство, и интеллект. Звали этого человека Павел Андреич Концов.
За благородные «реквизиты» Павел Андреич должен был благодарить приходского священника. Ну, и отчасти соблазнительницу-маменьку, «доводы» которой показались сластолюбивому попу убедительными. В противном случае Павлу Андреичу реально грозило быть окрещённым Павлином Андронычем. Что же до фамилии, то здесь он был признателен исключительно мамаше. Нет, к старинному роду потомственных дворян Концовых она имела опосредствованное, так сказать, отношение: её предкам всего лишь «посчастливилось» быть крепостными помещиков Концовых. Ну, так, как в своё время «посчастливилось» многочисленным Гагариным, Шереметьевым и прочей «дворянской черни».
В силу невыгодных обстоятельств рождения Павел Андреич самой судьбой был предназначен в трактирные половые в каких-нибудь Грязях. Но он сумел переломить судьбу а тут ещё и война помогла. Та самая, кому она всего лишь война, а кому мать родна. Для Павла Андреича она стала последней. Близкой родственницей, то есть. Она круто изменила жизнь этого человека. И если раньше он ходил вокруг «света», как кот вокруг миски с недоступной сметаной, то сейчас у него появился шанс уесть продукт.
Если бы не метрики быть бы Павлу Андреичу офицером уже в августе четырнадцатого. А так пришлось немного подождать. По совокупности данных: «неполное высшее образование», благородная внешность, очаровательное нахальство он был сразу зачислен в учебную команду. Там он без труда обаял отцов-командиров и вскоре, единственный из всей команды получив чин унтер-офицера, с маршевым батальоном был направлен в действующую армию.