Стриптиза тем захотелось! бросил дядя.
Собственно, все. Он, кстати, не был образчиком морали. О, нет.
Очерк благоустройства
В доме, где проживает наследница, завелись мухи. На последнем этаже. Не знаю, сохранилось ли там отхожее место, о котором я недавно рассказывал по-моему, нет. Но мухи прилетели. Тучные, целый рой. Они шумно вились вокруг лампочки.
Всем стало невмоготу, и пригласили комиссию.
Решения наши всесильны, потому что они верны.
Комиссия вывернула лампочку и ушла. Мух не стало. Пала тьма.
Никотинка
Понадобилась никотинка в таблетках. Нету! Ни ее, ни производных! Чего-чего, а этой ерунды всегда было полно!
В первой аптеке на меня посмотрели строго, как будто я просил героин. Во второй посмотрели участливо. Третьей аптеки не стало самой, на ее месте народился «Банк Хоум Кредит».
Я не ропщу. Я достаточно патриот, чтобы понимать, что гораздо выгоднее торговать итальянским сермионом.
Тем более, что никотинсодержащий продукт я все же нашел. Сигареты. Правда, тоже из-под прилавка. Покупал их под песню:
Прости, родная мать!
Не смог твой сын понять
Совсем элементарного:
Не надо воровать.
Рождение жанра
Я предлагаю выделить отдельный художественный жанр: Порыв.
У нас в СП есть разные секции детективная, прозаическая, поэтическая, не пойми какая экстравагантная, еще какие-то. Надо сделать и секцию Порыва. Может быть, даже создать отдельный СП. Союз Порыва.
Потому что во всех патриотических произведениях особенно фантастических и стихах важно не исполнение, а чистота души. Порыв-то похвальный. Человек, как умеет, славит Родину. Желает ей победы даже в мрачном будущем. Особенно в нем. Будоражит умы детской верой, которая и должна быть мерилом.
Критиковать разрешается только степень накала, и то надо постараться не обидеть, если не торкает. Люди настолько любят отечество, что не хватает слов, а какие есть разбегаются.
Планета животных
Наследница договорилась взять рыжего котика.
В жизни не видел ничего трогательнее.
Владевшая котиком сторона проявила невиданную бдительность. Спросила паспорт. Выяснила условия. Спросила про среду и пятницу. Чем будете кормить? Какой фирмы? Где он будет спать? Сторона потребовала докладывать о состоянии котика и высылать фото. Пообещала звонить и проверять, насколько мы палачи.
Сторона мать и дочь доставили котика в котовозке к метро. Приехали на машине. Из Горелово для питерцев, кто понимает.
Старшая прослезилась.
В чем вы его повезете? Он только что покушал.
Я помахал моей котовозкой, от которой мой демон пришел в ужас, едва я ее достал вспомнил. В ней можно доставить слона.
Вот, возьмите ему простыночку
Мы взяли. Шарф ручной вязки.
Дайте хоть пять рублей на корм
Я дал сто.
Да ну что вы, мне бы пять
Слезы лились. Котовозку на прощание перекрестили. Мы поклялись, что будем писать.
В метро я спросил:
Как назовете?
Думаем, отозвалась наследница. Есть мысли?
Есть. Ричард Паркер. Тигр из «Жизни Пи».
И как, по-твоему, это будет звучать?
Очень просто. Дик, Дик, Дик!
Я не буду звать его этим словом!
Ну, напрасно.
Обитель муз
На фестивале «Петербургские мосты» я лишний раз убедился, что настоящие художники встают поздно. Приехал я довольно рано. Дом Писателя заколдованное место. Вроде и искать его нечего, а я все блуждаю. Так вот: к полудню там еще стояла мертвая тишина. Потом писатели потянулись. Некоторые со станции, где магазин. Может быть, там и ночевали.
Я решил познакомиться с одним московским поэтом. Протянул руку и представился.
Поэт, сильно качаясь, уставился на нее мутно. Опасливо взял. Затем изрыгнул непристойные, обидные для некоторых народов слова не в мой адрес, а вообще. Эта догма стала для него с вечера мантрой, а с утра лейтмотивом. Я отступил. На чтениях поэту назначили няньку, чтобы тот не упал, но не со сцены, а со стульчика.
Хорошо в Комарово! Сам бывал такой.
Нить
Меланхолическое. Надо бы к юбилею, да ну его.
Мне лет пять или шесть. Сижу на лавочке со старушкой. Мы глазеем на убогий дворовый фонтан с единичным выпрыском. Но не столько на него, сколько на тень от струи. Тень очень потешная. Она исступленно подскакивает, но никак не допрыгнет до края бортика живая иллюстрация к тютчевскому «Фонтану». Похожа не то на жабу, не то на маленькое привидение.
Мы одинаково веселимся и тычем пальцами. Старушка, прабабушка моя, родилась в девятнадцатом веке. При Александре Третьем. Еще жил Дантес, да и Ленин был совсем молодой.
Обитель зла
Конечно, я плохо знаю родной город. С другой стороны, доселе мне было незачем сворачивать с Лиговки в промзону возле Московского вокзала.
С третий стороны, это самый центр.
Я словно перенесся в зловещий уездный город, на самую раскаленную его площадь, где не хватало только сонной лошадки. Вокруг стояли двухэтажные кирпичные казематы, которых не трогали с царских времен. Не знаю, что там было раньше тюрьмы, склады, конюшни, сумасшедшие дома или штрафные роты. Они были пронумерованы в произвольном порядке. Якобы офисы. Семнадцать корпусов. Шаверма простирала над ними ароматические крыла. Это был истлевший караван-сарай в шаге от туристической цивилизации, помесь кишлака с павловским плацем.