Итак, ставлю вопрос на голосование, продолжал тем временем директор. Кто против строительства на территории нашего города православного храма? Прошу поднять руки.
Поднялся лес рук, считать которые не было никакой надобности, поэтому после небольшой паузы директор произнес:
Кто за?
Поднялась одна рука. Это была рука Ивана Васильевича.
Это что шутка? растерянно спросил Пайкин.
Нет, не шутка твердо сказал Иван Васильевич. Если люди хотят собираться и молиться, я считаю, что нужно им это разрешить!
Лицо директора побагровело. В зале установилась зловещая тишина.
Что?! И это говорите Вы, человек, которого я из милости взял на работу?
Все заметили, как сжались кулаки директора. Но, быстро совладав с собой, Пайкин, обратившись к залу, сказал как-то враз охрипшим голосом:
Я прошу коллег высказать своё мнение по данному вопиющему факту!
Что тут началось! Как по команде один за другим к трибуне стали выходить люди, которые ещё вчера и даже сегодня утром любезничали с Иваном Васильевичем. Все гневно осуждали его чудовищный поступок!
Не знаю, брызгая слюной, почему-то очень громко кричал один из преподавателей, может ли теперь Иван Васильевич работать в нашем образовательном учреждении?!
Если в нашем прекрасном городе, где так много молодежи, построят церковь, то как мы будем воспитывать наших детей? Это недопустимо! поддерживая предыдущего выступающего, сокрушалась всеми уважаемая коллега.
Выступали многие. Что удивительно, на трибуну поднимались даже те люди, которые вполне моли бы промолчать. Правда, были и защитники две хрупкие женщины. Одна из них, мать-одиночка, воспитывающая двух дошкольников, негромко сказала:
Моя мама, пожилая женщина, тоже хотела бы молиться в храме Что в этом плохого? Сама я не пойду в храм, а ей хочется. Почему же нужно запрещать строительство?
И хотя на защитниц стали кричать, они не отступили, тихо сев на свои места.
Закончив собрание, директор подошёл к Ивану Васильевичу.
На демонстрацию не приходите, я не могу подпускать Вас к детям! Третьего мая подойдите часов в десять ко мне в кабинет, будем решать вопрос! прошипел он с нескрываемым презрением.
Словно оглушенный, на ватных ногах Иван Васильевич с трудом дошёл до своего дома, зашёл в квартиру и в изнеможении упал в кресло. Затем, превозмогая тошноту и слабость, встал и наглухо закрыл все окна, чтобы ничто не мешало ему предаваться тягостным раздумьям. «Господи, почти беззвучно шептал сухими губами Иван Васильевич, забери меня к Себе на Небо, я больше не могу!»
Вдруг тишину разорвал резкий звонок в дверь. Приоткрыв дверь, Иван Васильевич увидел взволнованного пастора Михаила. Едва переступив порог, тот сообщил:
Меня к тебе прислал Господь. Я все знаю про собрание, родственница одной из наших сестер с восхищением рассказала о твоём мужественном поступке.
Иван Васильевич вяло улыбнулся и произнёс без особого энтузиазма:
Проходи, Михаил, в комнату. Честно говоря, я сейчас не расположен принимать гостей.
Пастор стремительно зашёл в комнату, сел на краешек стула и посмотрел на Ивана с жалостью, как смотрят на тяжелобольных людей, которые отказываются принимать лечение.
Я знаю, в каком ты сейчас состоянии, произнёс Михаил тихо. Ты молился и просил Господа забрать тебя на Небо?
От неожиданности Иван весь замер:
Тебе открыл Господь? Что ж, нет смысла скрывать Я больше не могу У меня нет сил бороться. Да, в молитве я просил Бога забрать меня отсюда.
Бог услышал твою молитву, мрачно сказал пастор. Послезавтра рано утром ты уйдёшь на Небо! С этим откровением я к тебе и пришёл.
Я знаю, в каком ты сейчас состоянии, произнёс Михаил тихо. Ты молился и просил Господа забрать тебя на Небо?
От неожиданности Иван весь замер:
Тебе открыл Господь? Что ж, нет смысла скрывать Я больше не могу У меня нет сил бороться. Да, в молитве я просил Бога забрать меня отсюда.
Бог услышал твою молитву, мрачно сказал пастор. Послезавтра рано утром ты уйдёшь на Небо! С этим откровением я к тебе и пришёл.
Иван испугался, вскочил с дивана и стал расхаживать по комнате.
Так быстро?
А чего тянуть, вызывающе спросил Михаил. Простишься с родственниками и вперёд!
Ты на меня сердишься? За что? от Ивана не ускользнула интонация, с которой пастор произнёс последнюю фразу.
Мне невыносимо жаль тебя! Это я, твой пастор, виноват в твоей духовной беспомощности! с горечью сказал Михаил.
Ты пришел меня укорять? воскликнул Иван со слезами на глазах. Как тебе объяснить, что у меня больше нет ни духовных, ни физических сил бороться с окружающим меня злом?!
Эмоции захлестнули пастора, он не смог больше себя сдерживать:
А ты что, думал, я благословлю твоё предательство?
Предательство?!
Да! Ты знаешь, зачем Господь тебя создал? Ответь мне: в чём твоё предназначение на этой земле?!
Иван упал на колени, схватился обеими руками за голову и, всхлипывая, запричитал:
Я ничего не знаю! Я хочу только покоя и тишины! Тоска разрывает мне сердце!
Михаил опустился на колени рядом с братом во Христе. Обняв Ивана, он заговорил сквозь слёзы:
Успокойся! Вспомни, о чем мы говорили во время Пасхи: чтобы перейти от смерти в жизнь, нужно умереть для себя. Это можно сделать только на основании любви, которая живет в тебе! Любовь в твоем сердце это Сам Иисус Христос! В тебе всепобеждающая сила!