Ты же помнишь, что я с женой развожусь? Так вот она захотела себе все грампластинки отсудить.
Так и отдай ей пластинки. Я взглянул на полку с конвертами. Их было немало. Наверное, для соседа это была ценность.
Нет, не могу. Уж, что хочет пускай забирает. Хоть холодильник со стиральной машинкой, а пластинки эти я всю жизнь наживал. Вот послушай. Он оживился, затушил сигарету в груде скрюченных в пепельнице окурков, подбежал к полке, экспрессивно сорвал конверт с одной из пластинок, поставил в проигрыватель и опустил иглу куда-то в середину пластинки. Зашипела игла, а потом из двух стареньких колонок полилась тихая музыка. Не очень ровная, но какая-то особенно живая. Это был знакомый рок-н-ролл, перед Новым Годом, когда с женой наряжаем елку, он попадается в трек-листе. Но не более.
Отец у фарцовщика купил в свое время. Раритетная музыка, с гордостью говорил сосед, это же Чак Берри. «Беги, Рудольф, беги».
Да уж, такого было не достать. Честно говоря, я не знал, кто такой Чак Берри, но очень хорошо понимал соседа. Держись за эти пластинки. Не сдавайся.
Постараюсь.
К фильму Феллини я снова потерял интерес. Уж сильно сбил мое внимание странный звонок. Я смотрел в экран. Там мелькали картинки, но я ничего не понимал. Сосед стоял у проигрывателя, положив локоть на полку и с наслаждением на чуть хмельном лице дослушивал «run, run Rudolf». Музыка играла тихо, и я мог смотреть фильм, но все равно ничего не понимал. Думал о звонке, прокручивая реверсом весь разговор. Некоторые детали уже выпали из памяти, но в целом, разговор все равно был у меня весь в голове, и я не переставал удивляться, какой же он несуразный. Когда песня закончилась, сосед выключил проигрыватель.
Дальше слушать не буду, объявил он. Когда слушаешь долго, от воспоминаний становится больно.
Понимаю, не задумываясь, ответил я. Встал и засобирался уходить. Я пойду, наверное. Фильм не получается досмотреть. Настроение уже не то. Это из-за телефонного звонка. Ты тут ни при чем.
Ну ладно, сосед закурил еще одну сигарету, пока.
Не кури много, я пожал ему руку и ушел домой.
* * *
Дома жена досматривала вторую серию «Пластиковых цветов», и в иной ситуации я бы обязательно поиздевался над тем, что и каким образом снято в этом сериале, но мне не было до них совершенно никакого дела.
Досмотрел фильм? не отрывая взгляда от физиономии того парня, который говорил «что за черт!», и который сейчас гулял по пляжному берегу с одной из тех лесбиянок.
Нет, не успел. Мы разговорились с соседом, а потом интерес к фильму пропал. Так я, не зная зачем, утаил правду. Просто не знал, как можно такое передать. Может быть позже, когда сформулирую.
Я не мог уснуть в ту ночь. В голове не укладывалась информация. И, как тесто от дрожжей, лезла наружу. И чем больше я ее пытался уместить, тем больше тесто мыслей разрасталось и разрасталось. Как, в конце концов, можно сделать кафе в старой водонапорной башне за неделю? Впрочем, я уже не был уверен, что видел ее неделю назад. Возможно, что раньше. Стоит только кому-то сказать «у тебя вся спина белая!», и хоть на календаре будет первое апреля, ты поневоле засомневаешься. Так и здесь: жил себе и о башне не додумывался, а сказали, что из нее сделали кафе за неделю или две сразу поверил и стал всю свою информацию под новую подделывать. Такие уж мы, люди, существа сомневающиеся. И уж сильно странно все это. Я взглянул на электронные часы на прикроватной тумбочке. Горели цифры 2:21. Потом я пошел в кухню, достал из холодильника ветчины, сыра, отрезал по толстому ломтю, положил на батон, заправил майонезом и съел, запивая молоком. Выключив свет, я вернулся в комнату и лег обратно в постель.
На этот раз в голове было не информационное тесто, а какие-то обрывки мыслей, восклицаний, и они заплясали и завертелись, как ведьмы на шабаше. В конце концов, я перестал обращать на них внимания от усталости, и перед глазами всплыла физиономия парня из сериала, который обращался к Гуидо со словами «Что за черт!», а потом я уснул, перед этим медленно и сонно пробормотав:
Завтра в пять.
Сам я этого не услышал. Так сказала моя жена наутро.
Что у тебя сегодня в пять? спросила она, когда мы ели омлет и запивали кофе.
Одним едва проснувшимся участком мозга, отвечающим, очевидно, за бритье, чистку зубов и поглощение пищи, я услышал ее слова. У меня родился ответ, и я проглотил омлет и открыл рот, чтобы сказать, но изо рта вылетело только вялое «А?»
Что у тебя в пять? повторила жена, допивая свой кофе.
Встреча с заказчиком проекта. На этот раз речевой аппарат не подвел, он позвонил мне вчера. Наверное, кто-то дал ему визитку. Странный такой тип, судя по разговору. Такой скрипучий голос.
Я поёжился от дискомфорта.
Ты же будешь осторожным?
Да, конечно. Подожди, а откуда ты узнала? Я же не говорил.
Говорил. Во сне. Сегодня ночью, часа в три.
Так, а ты почему не спала? Чем дальше, тем меньше я понимал что-либо.
Боря, что ты такой глупый проснулся? Ты же меня этой фразой и разбудил. Я уж спрашивать не стала, потому что поняла, что ты спишь. Она помолчала. Я смотрел, как она доедает омлет, а потом откусывает кусок бутерброда с сыром. А когда ты придешь?