На заставе номер два на вес золота дрова,
Истопить желаешь баню, их найдешь ты черта с два.
А на гору Арарат я смотреть уже не рад.
За два года так достала, что не надо и наград.
Ночью звезды сплошь горят, демаскируя наряд,
Даже если в маскхалате, зубы и глаза блестят.
Враг не дремлет, чуткий враг, хитрый делает зигзаг,
Притворится турок волком, воет сволочь на ребят.
А с вершины «два, ноль, пять» мне всю Турцию видать,
Женщин ходит очень мало, видно, дома все сидят.
Вижу джипы, мужики, рядом бродят ишаки,
Вот сидит в хиджабе кто-то, изнывая от тоски.
Мой бинокль весьма хорош, от него не ускользнешь,
Коли вшивый кто-то бродит, я увижу даже вошь.
Солнце вышло из-за туч. По биноклю льется луч,
Светит в глаз, я плохо вижу, буду ждать подхода туч.
Вот «сработка» на С-100, кто в шинели, кто в пальто,
Ухватив стволы и лыжи, побежали на плато.
Запыхались, залегли, кто-то бродит там вдали?
Может, турок, может, зверь. «Эй, дозор, пойди, проверь».
Полчаса лежим в снегу, от дозора ни «гу-гу»,
Проверяет он «систему», весь по пазуху в снегу.
Провалился, что ль, в сугроб? Пробирает всех озноб,
Ведь бежали, пропотели, у меня так мокрый лоб.
Слава богу, всё, «отбой», не бежим теперь гурьбой,
А идем спокойным шагом на заставу, на покой.
Все пришли, ложимся спать в не согретую кровать,
Год служу один, нет женщин, за версту их не видать.
Ах, Армения моя, ты была тогда ничья,
Все подряд тебе служили, и с ружьем, и без ружья.
А теперь ты далеко, так забралась высоко,
Что с вершины Арарата всю увидеть нелегко.
Все, Армения, прощай, злом меня не вспоминай,
Все же честно охраняли мы тогда твой дивный край.
А потом пришел Спитак горе, стоны, крики, мрак,
Мы душой с тобою были, нас воспитывали так.
Служба кончилась домой, распрощались мы с тобой,
Из святого Еревана мы в Европу, на покой.
Все прошло, идут года, не забудем никогда,
Ведь родная нам застава в сердце нашем навсегда.
Березки-солдаты
Когда был молодым офицером,
У границы с винтовкой «гулял».
И в таежном лесу, между делом,
Вдоль дороги березки сажал.
Подросли, зашумели березы,
Ночью были мне вместо свечей.
И качаясь, стоят, как матросы,
Вдоль границы любимой моей.
Но граница бывает тревожной,
Ведь не спят в непогоду враги.
И крадутся тропою незримо,
Только тихо скрипят сапоги.
Этой ночью сидел я в засаде,
Слышу чьи-то кошачьи шаги.
Я не думал тогда о награде,
А шептал «Господь! Мне помоги».
Шли они на меня, чуть ступая.
Диверсантов дозорных отряд.
«Стой!» кричу я, патрон, досылая.
Но в ответ застрочил автомат.
Засвистели незримые пули,
Я ответил им метким огнем.
Двое сразу навеки уснули,
Одного задержали живьем.
Вот светает, идем все гурьбой,
Две березки на тропке лежат.
Ночью нас заслонили собой,
И погибли, спасая солдат.
Я в Италию попал
Я в Италию попал
Расскажу я свой урок,
Что держал в секрете.
Нынче вышел этот срок,
Когда был в ответе.
Неподсуден больше я,
Кончилась подписка.
Так послушайте, друзья,
Нынче жизнь без риска.
Я в Италию попал,
Охранял посольство.
Тихо время коротал,
Изучал устройство.
Часто кофе пил в бистро,
Тут, через дорогу.
Если вдруг пристанет кто,
Подниму тревогу.
Вот в один погожий день
Кушал как обычно.
Чтоб на нас не пала тень,
Вел себя прилично.
Но какой-то негр бухой
Там устроил драку.
А жандарм схватил рукой,
Тащит забияку.
Вдруг в свидетели меня
Жестом пригласили.
Хвать меня средь бела дня,
Негра отпустили.
Понял я, «кирдык» пришел,
Надо делать ноги.
Справа в челюсть и пошел
Через две дороги.
К телефону и в момент,
Позвонил в посольство.
Изложил свой аргумент
И включил устройство.
Налетели, как грачи,
Я, как мог, сражался.
Их ломал, как кирпичи,
И не сразу сдался.
Но в наручники меня,
Всё же заковали.
Я сидел у них три дня,
Сильно прессовали.
И пожизненный запрет
На проезд в Италию.
Но не выдал я секрет,
Взяв судьбу за талию.
И отвез посол меня
В Кремль, мою столицу.
Дали отдыху три дня
И звезду в петлицу.
Брежнев руку мне пожал:
«Молодец, мужчина!»
С надписью вручил кинжал
И до Сахалина.
Тридцать лет о том молчал,
Но пора настала.
Всё вам, братцы, рассказал,
С водочкой под сало.
Великой Отечественной
Золотое бревно
«Господа офицеры!» Как избитая фраза,
А слова «Честь имею!» устарели сполна.
Лейтенант и солдат не уйдут без приказа,
Генералы есть трусы, совесть им не дана.
Их испортили деньги и шальная карьера,
Обуяла их жадность и гордыня увы.
Им плевать на солдат и на смерть офицера,
Плач детей их не тронет, да и слезы вдовы.
Нет теперь генералов, чтоб в атаку ходили,
За собой увлекая батальон на врагов.
Про родную Отчизну и присягу забыли,
Их разрушили взятки, не видать берегов.
«Господа офицеры!» Как избитая фраза,
А слова «Честь имею!» отзвучали давно.
Золотые погоны покрывает зараза,
Превратив генералов в золотое бревно.
Солдатская смекалка
Осталась одна граната,
Врагов по сотне на брата.
«Продержимся до заката?»
Спросил старшина солдата.
Солдат, затянул самокрутку,
Задумался на минутку.
Затем, перевел все в шутку,
Сказал: «Эх, сейчас бы утку
Готовит жена так умело
А какое нежное тело
Запустить бы смекалку в дело,
Чтоб под немцем земля горела.
Вон подбитый танк догорает,
А что там внутри, кто знает?
Вдруг пушка цела?» Смекает
Старшина его посылает.