Николаич тяжело вздохнул и посмотрел на часы. В другой день ещё повалялся бы в постели некоторое время, но сегодня пора вставать, идти на работу. Он тяжело поднялся с кровати и нехотя пошел в ванную комнату.
Открыв водопроводный кран, он сунул голову под струю холодной воды, бьющую сильным напором. Брызги влаги быстро залили упитанные, покато-мускулистые плечи, упругую спину. Множеством юрких ручейков, стекая с головы по толстой крепкой шее на грудь. Обдавая голову и тело холодной, голубовато-прозрачной энергией, уносящей вместе с проточной водой весь скопившийся чёрный негатив.
Возвращая организм к бодрости, лёгкости мыслей и физическому здоровью.
Плеская воду на живот, спину, грудь, Николаич стал активно растирать и массировать руками мышцы. Выпрямившись перед зеркалом, посмотрел на помолодевшее лицо, на крепкое, сбитое тело. Фигуру уродовал лишь большой живот, похожий на половину огромной белой тыквы.
Внуки, иногда играясь, начинали дубасить живот деда уже крепкими кулаками и, ощущая боль от собственных ударов, удивлялись и недоумевали, откуда такая крепость в его теле. Они с недоумением смотрели, когда дед в двадцатиградусный мороз ходил по двору в лёгонькой, типа майки, исподней рубахи и, задрав всё, начинал растираться колючим снегом.
Бабка запрещала внукам следовать примеру деда, хоть кап-два и звал их принять снежные процедуры. Он также пытался приучить внуков обливаться холодной водой, вызывая страшное противодействие своей половины.
Приняв водные процедуры, и энергично вытершись махровым полотенцем, Николаич внимательно взглянул в зеркало.
На него смотрел пожилой мужчина шестидесяти лет, со слегка уставшим взглядом, из-под насупленных бровей. Ясно-голубые глаза казались грустновато-добрыми, несущими ясность ума и неуёмную жизненную энергию. Сейчас взгляд излучал спокойствие и умиротворённость, но иногда становился тяжёлым. Он пронизывался холодной энергией неукротимой злобы, которую приходилось прятать глубоко внутрь организма, сжав губы и прикрыв веки.
Кап-два вспомнил глаза товарищей по службе и подумал о том, что в тёмных глазах тяжело прочитать всю ту многогранную палитру мыслей, тревог, бесконечной радости и печали, страха и тоски, слёз и смеха, заволакивающей, туманной дымкой ухода в далёкое прошлое и отрешенности видений будущего, которую несут в себе голубые глаза.
Это были глаза старого подводника, отдавшего лучшие годы собственной жизни служению Отчизне, в бескрайних глубинах Великого Океана. Он был одним из Великих Пахарей Океана. Подводником с большой буквы. Пробывшим, в общей сложности, около шести лет под водой без всплытия и прослуживший свыше 15 лет в плавсоставе подводных лодок сурового Севера. Там один год приравнивался к двум годам службы в других местах.
Это была категория людей, для которых служба в подводном флоте становилась смыслом жизни. Это был подвиг маленьких людей, который длился всю жизнь. Они были великими героями. Через их пот и кровь, их знания и опыт, которые накапливались годами невыносимо тяжелой подводной службы. Личное мужество и отсутствие чувства страха из-за привитого до зомбирования чувства действовать согласно обстановке: спасать лодку, а значит себя и своих товарищей.
Некоторые личности, которые забывали «мы», а говорили «я», получали орден, или звезду Героя стоя во главе этой команды. В команде героем был каждый, но он не получал звезду Героя потому, что он был командой. Команда и корабль, это было одно целое. Все не могут быть подводниками, так же как художниками и музыкантами, мастерами художественных промыслов и учёными.
Некоторые личности, которые забывали «мы», а говорили «я», получали орден, или звезду Героя стоя во главе этой команды. В команде героем был каждый, но он не получал звезду Героя потому, что он был командой. Команда и корабль, это было одно целое. Все не могут быть подводниками, так же как художниками и музыкантами, мастерами художественных промыслов и учёными.
Это призвание даёт дар божий.
В зеркале, над глазами, возвышался покатый лоб, увенчивавшийся небольшой плешью, обрамлённой короткими седыми волосами. Нижняя часть лица окаймлялась аккуратно подстриженными усами с густой, короткой бородой, придавая законченный портрет старому варягу-подводнику. За эту бороду многие его называли: «Бородой».
Бороду, для придания имиджа, Николаич стал отращивать еще, будучи лейтенантом.
Казалось, она придаёт респектабельность и вызывает уважение в глазах окружающих, делая хозяина бороды взрослея. Устав службы не разрешал ношение бороды подводникам, так как она мешала при облачении в водолазный костюм. Усы можно было носить, а бороду нет. Чтоб борода не мешала, он брил её около шеи, а саму бороду делал очень короткой. Чтоб снизу маска дыхательного аппарата охватывала лицо.
Николаич внимательно осмотрел лицо и, решив, что усы с бородой можно сегодня не подстригать, отправился собирать еду на сутки работы. После этого он оделся, взял всё необходимое и вышел из дома.
Было половина восьмого утра, но зимнее солнце не торопилось рассеивать ночную мглу. На лёгком морозце снег приглушенно поскрипывал под ногами. По дороге ему встречались пожилые мужчины в форме охранников.