Стражи остались позади; за спиной выросла пара других таких же крепких и умелых, а главное верных. Эти воины прошли вместе с Александром длинный путь по землям Малой Азии; заслонили его собственными телами в битве при Гавгамелах, и с тех пор пользовались его безграничным доверием насколько мог доверять людям верховный бог Олимпа. Александр даже чуть поморщился это в сердце кольнула заноза, которая никак не желала истаивать с того самого дня, как пришлось казнить Филоту, самого близкого когда-то человека в войске, командира гетайров. А потом и Клея Черного, командира телохранителей. Потому с некоторых пор Зевс тонко и неуклонно проводил линию на обожествление себя самого в лице Александра Филиппыча. Не корысти ради и не для того, чтобы потешить собственное самолюбие. Нет! Просто за тысячи лет правления Олимпом громовержец успел убедиться ни страх, ни уважение не смогут дать гарантии того, что однажды соратники, его закаленные в боях воины, не поднимут проверенное в десятках битв оружие против него самого. А такое брожение в армии тлело уже давно.
Нет, решил Александр уже давно, только любовь; только слепое почитание живого бога на земле да хотя бы и сына самого Зевса-громовержца. Тем более, что папаша возражать не будет. Так?!
Это Зевс внутри Македонца подмигнул самому себе.
Другая заноза в груди была вполне извлекаемой. Македонский царь знал за собой такую особенность при виде очередной вражеской крепости, еще не покорившейся ему, или войска, которое он пока не разбил, внутри царского тела поселялось ноющее чувство, не дающее покоя ни днем, ни ночью. Вот и сегодня, принимая ласки четырех чаровниц, и одаряя их не менее изощренной похотью, он не переставал думать об крепости, что нерушимой твердыней высилась над окружившей ее армией Александра.
«Скала Бактрии» так назвал свою последнюю крепость местный владыка с труднопереносимым именем Ваксувадавр. Впрочем, он охотно откликался на более благозвучное Оксиарт. Зевс-Александр невольно опять вспомнил Лешку Сизоворонкина, у которого, несомненно, оба эти имени вызвали бы безудержный смех; ну и очередной анекдот, конечно. И Александр Македонский готов был поставить на кон все молнии и громы Зевса против горелой спички в этом анекдоте нашлось бы понимание того, как взять неприступную твердыню без больших жертв, а главное не затрачивая времени, стремительно истекающего, фатально не хватающего для новых побед и завоеваний. Македонец чувствовал нужно вырываться из теснин Бактрии и Согдианы; вести войско в Индию, и дальше в загадочный Кхитай, где груды золота заткнут рты самым крикливым нет заставят этих крикунов славить во весь голос нового бога на Земле Александра.
Кстати, остановился он так резко, что Филон с Ксантром две постоянные его тени едва не ткнулись ему в спину, а почему я сам не могу найти ответ в Книге? Зачем я учил ее наизусть еще там, на Олимпе?!
Толстая обложка в памяти опять перевернулась, открывая первую страницу, а телохранители в глубоком почтении отступили на пару шагов, чтобы не мешать очередному озарению кумира. Потому они не могли видеть, как улыбается царь Азии, как шевелятся его тонкие, почти бескровные губы, а лицо, не отмеченное особой красотой, но и не совсем безобразное, становится сейчас мечтательным и одухотворенным; знали бы воины, что Александр Великий с таким лицом, подобающим сразу всем музам, читает про себя анекдоты!
Вот! воскликнул он вслух, заставив стражей за спиной радостно встрепенуться, нашел!
Как ни странно, и царь, и воины думы свои устремили в одном направлении. Александр нашел анекдот, а Филон с Ксантром уверились, что осада Скалы Бактрии закончится совсем скоро; недаром лицо «охраняемого лица» озарилось такой радостью.
Муж говорит жене:
Привет, дорогая, у меня для тебя сюрприз!
Правда? И какой же?
Я приобрел тур в Австралию!
Ой, как здорово! И сколько туда лететь?
Точно не знаю, но, как только туда прилечу, я тебе позвоню
Зевс еще раз хохотнул; теперь погромче это он представил себе ошарашенные лица олимпийцев и Сизоворонкина; в тот момент, когда он рассказывал бы подданным этот анекдот.
Ну и что! воскликнул бы первым (в этом громовержец не сомневался) Геракл-Сизоворонкин, где Австралия, а где Скала Бактрии?!
А-а-а! поднял бы тогда палец к потолку Зевс (знать бы еще самому, что это за загадочная Австралия?!), удивить значит победить. Сейчас вот пойду не я, а Александр, да и предложу Оксиарту отдать мне в жены одну из его дочерей. А самого бактрийца, как любимого тестя, оставлю на его троне. Еще и пару соседних областей подарю после того, как он поможет их завоевать. Ай, да Александр; ай, да сукин сын!
Это, поправился тут же громовержец, не я сам про себя, это Сизоворонкин заявил бы. Еще и по ляжкам постучал бы, прежде чем начать хохотать. Вопрос только по своей мускулистой заднице, или по нежным, персикоподобным, принадлежащим Афине с Артемидой?
Олимпиец даже закрыл глаза, представляя себе такую милую картину. А ведь совсем недавно не больше двадцати лет назад, когда он только начал воспринимать себя в теле и разуме юного Александра, Зевс считал свой чертог постылым казематом со спертым за тысячи лет воздухом.