К одежде и обуви у меня было главное требование: удобство и наличие кармана для носового платка. Идеальным оказался костюм немецкого производства с «труакаром» жилетом до колен с большими карманами. В нём я и проходила все шесть последних лет школьной работы. Только блузки меняла.
Один раз у меня были модные туфли. Мне сшил их частный сапожник. Это были чудесные чёрные «лодочки» на среднем каблучке с маленьким бантиком. Первый раз я их надела сразу же, как получила от мастера, так как мы с сестрой спешили в Большой театр на оперу «Руслан и Людмила». Добравшись с трудом до пятого яруса («галёрки»), я с ужасом поняла, что «лодочки» безумно жмут в пальцах. Промучилась весь вечер. Вернувшись, хромая, в общежитие, я рассмотрела туфли и увидела, что забыла вынуть из носков туфель бумажные комки. Их засунули для сохранения формы. «Вот балда», сказала мне моя сестра Дея. Кстати, в этих туфлях (с галошами) я уехала в Сибирь: мне их сшили как раз перед войной.
Когда я приехала семнадцатилетней в Москву и стала учиться в институте, я поняла, что одета хуже всех. Меня это не особенно огорчило я была младшая, меня просто не баловали. Мои родители одевались скромно, хотя и добротно. В общем, для меня «тряпки» были самым последним пунктом в списке ценностей жизни, хотя, стоя перед зеркалом, я понимаю, как меняет одежда человека.
А сейчас, в деревне, да и в городе, зачем мне это? Я работаю на огороде в брюках (мужских) не потому, что модно, а из-за удобства. Хотела как-то купить модные джинсовые брюки, померила в примерочной, а они не сходятся на животе на ладонь (52 размер, между прочим). Плюнула я и решила, что образ мыслей менять мне поздно. Так мы с модой и не встретились.
Сегодня был ужасный случай
15.2.83
До чего же весело было с Витюшкой: жалко, что ему надо было уезжать сегодня. Хоть немного поговорили.
Сегодня был ужасный случай.
Уже давно по ночам у меня под ухом, за обоями, скреблась мышь. Постучу в стенку она затихнет, а потом опять скребётся. А сегодня ночью она даже стала попискивать переговаривалась с кем-то. Прямо слышно, как она грызет бумагу и отрывает ее полосками. Наглость какая! Наконец я попросила Витю снять со стены панно со сказкой. Он приподнял край панно за ним зияла дыра с блюдце величиной. Из дыры вывалилась мышь и удрала под кровать. Мурзилка бросилась за ней, но не догнала. Витя забил в паз между бревнами гвозди и напихал моток медной проволоки.
Сейчас я пишу, а мышь опять шуршит за обоями. Вот она добралась до места, где устроила гнездо. Неужели опять будет грызть? Затихла. Значит, буду укладываться.
Мои друзья
Сейчас я пишу, а мышь опять шуршит за обоями. Вот она добралась до места, где устроила гнездо. Неужели опять будет грызть? Затихла. Значит, буду укладываться.
Мои друзья
17.2.83
Взяла на ночь кошку в дом и легла головой в другую сторону, чтобы мышь не прыгнула на меня. А то и инфаркт получить нетрудно.
Ночь прошла спокойно. Неужели эту мышку съели кошки?
Письмо от Деи и от Марии Андреевны.
Сегодня была у Маши, смотрела по телевизору фильм «Покровские ворота». Очень смешной, отлично играл Броневой и молодой актер фамилию забыла. Просто обаятельный. Остроумно в конце фильма показали актёров: фамилия и фото актёра в детстве. Маша очень мешала смотреть своими репликами, но тут уж ничего не поделаешь.
В два приема чистила снег. Солнышко, работать одно удовольствие. Расчистила поленницу. Завтра закончу площадку перед ней, если не очень устану от поездки в Боровск.
Лёня Ольшанский
Мы с ним учились на одном курсе, но он был в немецкой группе. Не помню, как мы подружились. Леня был лет на пять старше меня. Собственно говоря, он был Иосиф, уменьшительное Ёня, потом Лёня. Мы часто гуляли в Сокольниках и в Останкино, где он жил с отцом и сестрой. Старый домишко, маленькие комнатки. Перед войной отец умер, мы ездили хоронить его ранней весной, везде снег и вода очень замёрзли. Потом сестра вышла замуж, жила где-то на Краснопрудной.
Лёня был чудак. Говорили о стихах, музыке. Он свистел все мелодии. Был невероятно близорук хуже меня. Рассказывал мне о девушке, которую любил. Её звали Лида. Мы ходили её встречать на вокзал. Потом она как-то исчезла, появилась другая Тамара, москвичка. Но это уже после войны.
Когда началась война, Леня был в войсках ПВО. Он пришёл ко мне в форме, стрижен «под нулек», в пилоточке очень смешной. Уж очень он был штатский. Потом я эвакуировалась, и в Сибири получила от него письмо (наверно, папа мой дал ему адрес). Он жил в Томске. Мы переписывались. Он писал мне стихи, прислал очень сильную свою поэму «Последние дни Чехова».
В Москве, куда мы вернулись примерно в одно и то же время (1943 год), мы часто встречались, он бывал у меня на Клинической, иногда читал стихи так долго, что наступал комендантский час и ему приходилось оставаться ночевать. (Примечание: наши отношения всегда были чисто дружескими.)
Однажды в 1944 году приехал Ганя (мы ещё не были женаты), мы пошли с ним в кино. Вернулись у нашей двери стоит Лёня: не было света, звонок не работал. Он обрадовался, как обычно, поцеловал меня в щеку. Это взбесило Ганю, но он сдержался. Сидели вместе при самодельной карбидной лампе. Лёня читал свои стихи. Прочёл чудесную пародию на популярное стихотворение Симонова «Жди меня»: Ганю это доконало (Симонов был в армии выше всякого смеха), он встал и ушёл.