Карашо, жизнерадостно отреагировал этот полиглот, тут же скатился на английский, что сразу добавило его голосу уверенности, Встать лицом к стене, ноги раздвинуть, руками упереться в стену на ширине плеч.
Я покорно подошёл к стене и принял позу цыплёнка табака. Искоса посмотрел, как мой клон передал пожилому сначала пакет с моими изъятыми вещами, потом массу бумажек, в которых они по очереди расписались. Велика всё же сила бюрократии!
Молодой, показывая своё ещё нерастраченное служебное рвение, старательно вывернул каждый карман и прощупал каждый шовчик. Ему бы к врачу не мешало сходить. Явно нездоровая патология. Ишь как нежненько между ног шарит. Лучше бы себе бабу завёл, прыщ постпубертатный.
Удивительно, но на что-то серьезное эти местные вертухаи никак не тянут. Какие-то они хлипкие для финских полицейских. Или это такая форма государственной экономии? Может жертвы неудавшихся экспериментов при выращивании клонов? Рассовывают туда, где нормальные люди их ни в жисть не увидят? Что-то вроде бракованных презервативов для развивающихся стран, отсылаемых по принципу: «Берите, рожи, раз нам негожи».
Процедура обыска и вдумчивого изучения моих вещей с внимательным разглядыванием фирменных ярлыков заняло минут пятнадцать. Затем у меня отобрали кроссовки, куртку и ремень. Вместо этого я получил синенькие полиэтиленовые бахилы на ноги. Заботливые, мать вашу. И что, мне их надевать на носки? У них же само название описывает их чёткое назначение shoe covers. Или кроссовки потом вернут, как до камеры доберусь? Ладно, пока будем преть. Тут ничего не попишешь.
Молодой отнёс корзинку с моими вещами к металлическим ящикам, долго там копался и гремел ключами. Потом неторопливо повернулся, со вздохом пролез в свою будку и уселся за компьютер.
«Интересно, а допросы в ночное время разрешены?», вертелось у меня в голове, «На местных часах уже полседьмого, да и жрать хочется. И не только».
Э-э-э, а можно сходить в туалет?
Нет, клон явно в своём репертуаре.
А когда?
Скоро.
Когда скоро? Я уже не могу ждать.
Подождёте. Идёт оформление очень важных документов, внятно, как для умственно отсталого, произнёс конвоир, растягивая слова, как самые крутые герои вестернов. Только что пол не пометил длинной жидкой табачной струёй.
Может отвести его в камеру? влез в разговор молодой, отрываясь от компа. Сердобольный, видно, или не без оснований подозревает, что убирать здесь придётся лично ему.
Будет ждать, ему спешить уже некуда, и если бы конвоир не произнёс это таким обыденным тоном, то я уж точно решил, что он издевается.
Я демонстративно стал оглядываться по сторонам, одной рукой неторопливо задирая свитер, а другой потянувшись к ширинке.
Следуйте за мной, молодой резво выскочил из будки и засеменил по коридору. Я двинулся за ним, довольно широко расставляя ноги. Уже совсем не притворяясь. Мочевой пузырь раздулся и мешал при ходьбе.
Мой конвоир даже не шелохнулся.
«Сбой программы», я мстительно оглянулся на клона, «На побег мой эпатаж не тянет, а иное трактование ему в голову не заложили, обормоту бесчувственному. И никогда не познать ему нетерпения сладостной реализации наших маленьких радостей в этой скучной жизни».
Молодой вывел меня в основной коридор, довёл до конца и повернул направо. За поворотом открылось сердце КПЗ или местного СИЗО? Хотя, какая разница? По левой стороне длинный ряд окрашенных бордовых металлических дверей с глазками, устрашающего вида амбарными запорами, и поцоканными раздаточными окошками (ну, тут всё как доктор прописал). По правой совершенно обычные деревянные двери подсобок. Место, конечно, отвратное, но чистота, на фоне всеобщей обшарпанности, поразительная. Или к моему приходу загодя готовились? Надо будет потом отметить в приказе по личному составу.
Охранник остановился у одной из дверей и залязгал запорами. Я присмотрелся к блёклому номеру ага, вроде 11.
«Барабанные палочки», вспомнилось мне название из лото, «Ты уже не мальчик, юный барабанщик Да что же это со мной происходит?», вдруг пробилась первая достаточно трезвая и весьма неприятная мысль, «Ну и чегой-то я такого накосячил, что столько народа из-за меня задействовали и в такую даль приволокли»?
Дверь с противным скрипом открылась, и охранник сделал рукой приглашающий жест.
«Что там надо говорить?», в голове зазвенел тревожный звоночек, «Вежливо поздороваться типа, извините, хозяева, я тут по острой нужде народ мужиками и петухами не называть за козлов ответка сразу прилетит никуда никого не посылать дырявую посуду руками не лапать », мысли внезапно прервались.
В камере никого не было. Мой взгляд как-то сразу зацепился за угловое странное изломанное бетонное сооружение, в котором был заключён унитаз из нержавейки. Эта конструкция была вся обляпана грязными подтёками.
Хата засрата, но живут богато, во мне аж что-то доброе пробудилось от вида унитаза, Ладно, не бояре. Перебедуем. Главное, что мой пузырь не лопнул и ох этот вечный кайф покой нам только снится. Оттянуло так, что даже на лирику пробило, и я замурлыкал: И на обломках унитаза напишем наши имена