Непосредственно вокруг этих башен была ниша, окружающие их здания хоть и состояли не меньше, чем из восьмидесяти этажей, но уступали им как на треть высоты так и в половину изящности.
Левее от центра значилось еще одно очень любопытное сооружение, похожее на длинную вязальную спицу, воткнутую в землю, сверху на которую аккуратненько нанизана переспелая вишня. Да так нанизана, что вниз по спице с нее потекла единственная капелька. Точную высоту сооружения определить было трудно, но Хоупу она казалось не меньше башен-пирамид.
Еще левее, среди прочих высотных зданий, выделялась пара-тройка тех, что повыше и выглядевших поинтересней, но Хоуп понял, что рассматривать эту картину можно целую модельную вечность, ведь она из тех, в которых каждый раз находишь толи отражение своей былой невнимательности, толи нового приобретенного опыта и качеств.
И вот, лишь спустя некоторое время, Хоуп смог обратить внимание на то, что лежало непосредственно между ним и таким необычным даже для него, бывалого путешественника и исследователя, каким он себя считал, городом. Маленькие, по сравнению с исполинскими башнями, домики, разбросанные по обе стороны серебристой от солнца реки, были лишены той масштабности. Однако, присмотревшись получше, Хоуп в очередной раз мысленно подмигнул высказыванию, в той или иной форме встречаемому им на разных моделях, утверждающему несправедливость поспешных суждений, касающихся с виду маленьких или непримечательных вещей.
Надо заранее отметить, что в дальнейшем оказалось, что сколь эта деревушка была незаметной при созерцании Города, столь же Город был незаметен при любовании ею.
Обрадовавшись, что как бы там дело ни пошло дальше, он все равно обогатил свой эстетический фонд на несколько великолепных образов, Хоуп решил не идти сразу в Город, а предварительно изучить Деревушку. И определяющим фактором тут было не его постоянное стремление к истинному назначению какого-либо действия, а скорее его интерес к вещам, содержащим в себе истинную красоту и чистый, не опошленный смысл, пускай даже и не очень глубокий или правильный. В данном случае, эти дорожки лежали так же близко и вели в одно и то же место, как и рельсы узкоколейной железной дороги и ему не надо было размышлять, чтобы выбрать, по какой же из них двигаться вперед. Он просто сделал свой первый шаг на этой модели в направлении Деревушки и кучи событий, открытий, комплексную взаимосвязь которых зачастую и принимают за жизнь.
Чем ближе он подходил к домикам, тем отчетливее была их необычная внешность, выражающаяся неброско, через оригинальные изюминки, присущие каждому строению в отдельности. Но долго концентрировать на этом внимание не удавалось. Хоуп успел отметить для себя старинный колодец-журавль, непонятным ему механизмом связанный с крышей рядом стоящего дома, оформленном в том же стиле; еще один дом с чудными ставнями, судя по всему, закрывающимися как лепестки розы и прозрачную крышу в виде полуцилиндра. После этого его внимание перекинулось на стоящий в конце улицы особняк: четыре этажа, колонны, лепнина, спокойный светло-желтый цвет. Большой круглый циферблат на мансарде показывал время на шкале с четырьмя большими отметинами друг напротив друга и еще четыре отметины поменьше были повернуты относительно больших на половину каждой четверти. В родной модели Хоупа это значило 45 градусов, а как это называлось тут, он еще не знал.
Проходя по дугообразному мостику через реку, Хоуп обратил внимание на перила и материал, из которого они были сделаны. Ничего подобного он не встречал ни на одной другой модели. На вид они были обыкновенными перилами, к которым он привык, но схватившись за них, рука словно погрузилась в чуть теплое дрожжевое тесто, из которого давным-давно бабушка пекла ему пироги и ватрушки, а он, будучи еще совсем малюткой, лепил фигурки местных животных и человечков. Схватившись за перила на этом мосту, он испытал сильные впечатления, своей неожиданностью вернувшие его в детство на мгновения, показавшиеся очень долгими и глубокими. Все-таки для человека его занятий опасны сильные, а главное, неожиданные эмоциональные потрясения и чем больше они находят откликов в его сознании, тем неожиданней может быть результат.
Отняв руку, Хоуп внимательно рассмотрел ее никаких следов приставшего теста или другой субстанции он не обнаружил. Никакого налета жира и никакой сухости кожи. Перила, тем временем, приняли форму, которую имели до этого.
Чем ближе он подходил к домикам, тем отчетливее была их необычная внешность, выражающаяся неброско, через оригинальные изюминки, присущие каждому строению в отдельности. Но долго концентрировать на этом внимание не удавалось. Хоуп успел отметить для себя старинный колодец-журавль, непонятным ему механизмом связанный с крышей рядом стоящего дома, оформленном в том же стиле; еще один дом с чудными ставнями, судя по всему, закрывающимися как лепестки розы и прозрачную крышу в виде полуцилиндра. После этого его внимание перекинулось на стоящий в конце улицы особняк: четыре этажа, колонны, лепнина, спокойный светло-желтый цвет. Большой круглый циферблат на мансарде показывал время на шкале с четырьмя большими отметинами друг напротив друга и еще четыре отметины поменьше были повернуты относительно больших на половину каждой четверти. В родной модели Хоупа это значило 45 градусов, а как это называлось тут, он еще не знал.