Прибыли.
Не туда, конечно, прибыли, проворчал Гарпаст, обнимая жирандоль, но хотя бы без приключений.
Я имел собственное мнение о приключениях, но счел за лучшее промолчать.
Стрельба из револьвера пусть. Мост рушится в водяную бездну значит, так и надо. И все в порядке! Нет, я молчу, молчу.
Две ходки от бруэма к массивным, в полтора человеческих роста дверям и баулы обрели пристанище на каменных плитах рядом с жирандолем.
Родерик изучал кольцо, вделанное в дверь.
Им нечасто пользуются, Джонатан, сказал он, пробуя пальцем вмятину от кольца, образовавшуюся на створке.
Так стучите! попросил я, чувствуя, как влага пропитывает сукно сюртука.
Э, нет, поднял палец Гарпаст, здесь могут водиться свиньи, о которых нам только что
И свиньи, и овцы, Том поднялся к нам по ступеням и посмотрел сначала на меня, а потом на Родерика, без живности здесь нельзя. А чего не стучим?
Не дожидаясь ответа, он бухнул в дверь кулаком.
Хозяева!
Небо стремительно темнело, и я подозревал, что мы вот-вот станем свидетелями первой весенней грозы.
Хозяева! Эй!
Наш кэбмен присовокупил к первому удару второй и третий.
Крепость двери и шум дождя не давали распознать какие-либо звуки с той стороны. Слышат ли нас? Спешат ли на стук?
Еще есть окна, как бы между прочим заметил Родерик.
Предлагаете бить?
Я пошел вдоль фасада, вглядываясь в сумрак за стеклами.
Особняк казался загроможденным мебелью и тенями. Большая зала в три окна с массивами диванов и шкафов, маленькая темная комната с напольными часами, рукав коридора с косым треугольником, обозначающим лестницу на второй этаж.
Нигде никакого движения.
То ли спят, то ли умерли. Смерть еще как-то извинила бы
Выловив своим кепи несколько десятков капель с карнизов и крыши, я в раздажении повернул обратно и тут же в узком стрельчатом окошке заметил плывущий к нам огонек.
Идут!
Поднявшись к дверям, я встал за Родериком.
Ради бога, молчите, обернулся он ко мне, еще ляпнете что-нибудь.
Что ляпну? спросил я, но Гарпаст лишь шевельнул плечом.
Впрочем, открывать нам не спешили.
Кто вы и что вам надо? услышали мы голос из-за двери. Голос был скрипучий и, судя по всему, принадлежал старому слуге. Если вы дьяволовы отродья, то убирайтесь прочь.
В когда-то богатых, но потом обедневших семействах такие слуги имелись всегда. Они, собственно, и олицетворяли тот упадок, в который приходили семейные дела.
Да, они знали и молодость, и расцвет, но прикипев к хиреющему поместью, как плющ к стенам, дряхлели вместе с ним.
Глохли, слабели и ненавидели случайных гостей.
Я Родерик Гарпаст, прервал мои размышления Родерик, со мной мой друг Джонатан Ривольд и Том э-э
Каули, наклонился к двери кэбмен.
И Том Каули. Здесь дождь и Всюду вода. Нам бы переждать непогоду
И обсохнуть, добавил Том.
И переночевать, сказал я.
Родерик пихнул меня локтем.
Некоторое время за дверью молчали. Я так и видел, как старик, уставя бесцветные глаза в пол, пытается сообразить, кроется ли в незнакомцах опасность.
И так взвешивает, и этак.
Трое. Просятся в дом. Но вежливо. Джентльмены. Может быть даже из столицы. Приятное общество, чтобы скоротать вечер.
А ну как нет? Мало ли.
Входите.
Щелкнул массивный засов, и одна из створок приоткрылась. Гарпаст ринулся внутрь, на золотистый свет свечи, первым.
Наконец-то! Расстегивая макинтош, он загородил весь проход. Мы уж думали все! У вас что-то темно, кстати
Экономим, был ему ответ.
Гром раскатился по небу. Дождь превратился в ливень. Наверху, над нами, хлопнул ставень.
Родерик!
Я попытался подвинуть друга.
Имейте совесть, Джонатан, недовольно произнес Гарпаст. Здесь хорошие полы, я стараюсь не наследить. А вот еще и скамеечка
Имейте совесть, Джонатан, недовольно произнес Гарпаст. Здесь хорошие полы, я стараюсь не наследить. А вот еще и скамеечка
Он сел и принялся кряхтя стаскивать грязные ботинки.
С баулом на плече я все же протиснулся мимо него и чуть не столкнулся с держателем свечи.
Как я и предполагал, это оказался старик в поношенном, побитом молью фраке, сорочке и серых панталонах. Скорее всего, дворецкий. Если, конечно, в доме, кроме него, имелся кто-то еще из прислуги. А так, наверное, он был и камердинером, и садовником, и привратником, и каменщиком, и, возможно, даже конюхом. Унылое лицо. Длинный нос, седые баки, поджатые в неодобрении губы. Руки у него подрагивали, и огонек свечи плясал один из тех туземных танцев, о которых писал путешествовавший по Африке Ливингстон.
Будьте добры я опустил на пол баул.
Он посторонился.
Сэр, Том протянул мне над Родериком жирандоль.
Звякнул хрусталь. Я, оцарапавшись, перехватил. Затем принял и второй баул.
Гарпаст, сменив ботинки на нашедшиеся под ногами мягкие туфли, костяшками пальцев стукнул в стенную панель.
А у вас здесь мило, сказал он старику. Мило. Куда идти?
Сюда, сэр, показал свечой слуга.
И медленно, с достоинством, повернулся.
Оба этажа жилых? спросил Родерик.
Конечно, сэр.
По мере того, как они удалялись вглубь дома (Родерик безбожно шаркал), голоса их звучали все глуше.
И сколько жильцов?
Десять вместе со мной, сэр.