На этот раз партизаны решили взорвать офицерский штаб «фрицев» и объектом для этого избрали баню. Девчонки не участвовали, словно предчувствовали, чем это кончится.
Операцию назначили на девять часов вечера. Дело было зимой. Уже стемнело, но яркий лунный свет преображал пейзаж в духе ночных полотен Куинджи. Контрастные тени сосен делали сугробы полосатыми, а маленькие банные окошки горели таинственными красноватыми огоньками. «Партизаны» залегли в сугробе с тыла бани и ждали, когда хотя бы одно из них откроется. Баня была хорошая, горячая, и потому в разгар мытья в женском отделении форточки парилки обычно открывали, воздуху не хватало.
На боевую операцию явились только четверо: Пашка Сердюков, Сенька Тумарин и братья Гончаровы. Пашка хоть и был на полтора года старше командира, рост имел маленький, руки, ноги и шею тонкие, а голову большую, увесистую. Когда он бежал, его голова, вследствие своей несоразмерности по отношению ко всему остальному, по инерции заваливалась на разные стороны, не успевала за движением Пашкиного тела. Девятилетний Сенька Тумарин, прозванный Будильником, наоборот, голову имел маленькую, а всё остальное большое, грузное, что, впрочем, не мешало ему быть чрезвычайно подвижным. Пашка разговаривал медленно, обстоятельно, мальчишеским басом, порой не сразу выговаривая трудные слова, а Сенька тараторил, как девчонка, звонко, с повизгиванием.
По выходным Сенька вставал раньше всех, а так как сидеть дома ему было невмоготу, он выскакивал из подъезда своего барака с куском чёрного хлеба в зубах, на ходу заправляя рубашку в широкие штаны, и бежал по улице, тряся соплями и скликая своих «братьев-партизан» на прогулку.
Однажды Пашкина бабушка не выдержала и громогласно рассердилась на Сеньку: «Вот ведь будильник какой выискался! Нынче выходной, а он, супостат, трезвонит как оглашенный! С ранья-то весь посёлок на ноги поднял!» Пацаны подхватили это прозвище, и с тех пор Сенька стал Будильником.
Пацаны залегли в сугробе, словно раскиданные в беспорядке поленья, и не сводили глаз с банных окошек.
Ну, чего они там! Заснули, что ль? нетерпеливо высказался Сенька, перебирая ногами по снегу.
Засохни, Будильник! оборвал Витёк.
На боевую операцию явились только четверо: Пашка Сердюков, Сенька Тумарин и братья Гончаровы. Пашка хоть и был на полтора года старше командира, рост имел маленький, руки, ноги и шею тонкие, а голову большую, увесистую. Когда он бежал, его голова, вследствие своей несоразмерности по отношению ко всему остальному, по инерции заваливалась на разные стороны, не успевала за движением Пашкиного тела. Девятилетний Сенька Тумарин, прозванный Будильником, наоборот, голову имел маленькую, а всё остальное большое, грузное, что, впрочем, не мешало ему быть чрезвычайно подвижным. Пашка разговаривал медленно, обстоятельно, мальчишеским басом, порой не сразу выговаривая трудные слова, а Сенька тараторил, как девчонка, звонко, с повизгиванием.
По выходным Сенька вставал раньше всех, а так как сидеть дома ему было невмоготу, он выскакивал из подъезда своего барака с куском чёрного хлеба в зубах, на ходу заправляя рубашку в широкие штаны, и бежал по улице, тряся соплями и скликая своих «братьев-партизан» на прогулку.
Однажды Пашкина бабушка не выдержала и громогласно рассердилась на Сеньку: «Вот ведь будильник какой выискался! Нынче выходной, а он, супостат, трезвонит как оглашенный! С ранья-то весь посёлок на ноги поднял!» Пацаны подхватили это прозвище, и с тех пор Сенька стал Будильником.
Пацаны залегли в сугробе, словно раскиданные в беспорядке поленья, и не сводили глаз с банных окошек.
Ну, чего они там! Заснули, что ль? нетерпеливо высказался Сенька, перебирая ногами по снегу.
Засохни, Будильник! оборвал Витёк.
А если фортку не откроют, что будем делать? напирал Сенька. Плохо, если не откроют.
Почему плохо? встрял Пашка, он заметно нервничал. Ничего не плохо
Ты чо, дурак, не понимаешь? зачастил Сенька, утирая варежкой набегающие сопли. Там сейчас эти бабы-фрицы го-олые! А мы им в окошко дымовушку подкинем. Подожгём и подкинем. Во шороху будет!
Не-е! засомневался Пашка. Не будет.
А могут и задохнуться, предположил Витёк.
Могут, заржал жеребёнком Сенька. Не побегут же голыми на снег!
Не-е! снова протянул Пашка. Не могут. У них там про противогазы.
Откуда в бане противогазы? удивился Витёк.
Марь Иванна с собой притащила, ответил Пашка. Я сам видел. У них до того учения были. По гра гражданской обороне.
Эх, нам бы сейчас гранатку! Настоящую! Какую-нибудь ржавую лимонку Такую, как в прошлом году в карьере откопали размечтался Сенька.
Лимонку! Опупел?! Витёк искоса взглянул на Сеньку и покрутил пальцем у виска.
Сам ты опупел, огрызнулся Сенька.
Чувак, гранатой баню разнесёт, разъяснил Витёк. Где мыться будешь?
Дома. В корыте, сразу нашёлся Сенька.
Сказал, в корыте! Ты когда последний раз в корыте мылся? Когда сиську сосал?
Сам ты сосал.
Да ты в него теперь и не влезешь. Вон какие голяшки отъел, заключил Пашка.
Спорим, влезу! А за голяшки по кумполу схлопочешь! насел Сенька на Пашку и тут же прибавил с садистским наслаждением: Ещё бы и фортку потом задраить!