И не ответил ему Анцупа, потому что не знал сего. Но задумался потом и думал год, не просыхая.
Видя, что затомился он, слетели к нему ангелы белые, и отвлекли его от думы. И увидел он ангелов, поймал одного и принёс показать Ездре, а Ездра нянчила дитё в плетёном кульке. И дала она ангела младенцу, и схватил младенец ангела и голову ему откусил и съел.
Бог Мардуфа так разгневался, что громыхать не стал, но бросил камни большие с горы и жёлтых детей придавил всех. И плакали Анцуп и Ездра, а об ангеле забыли.
Видя такие горести, решил Анцуп примириться с Мардуфой и отнёс ему колоду мёда. А в колоде домотканой сонные пчёлы сидели. Открыл Бог Мардуфа колоду и хотел мёд лизать. Но пчёлы проснулись, бросились на него, и язык его искусали. И на год замолчал Бог Мардуфа. И не стал больше Бог Мардуфа дело иметь с Анцупом и Ездрой, потому что не стал.
И там пришёл к нему Сатана, обратившись Плешивым Опоссумом, и совращал его морской рыбой и перепелиными яйцами. Но отбросил он рыбу и перепелиные яйца. И сказал: «У меня есть своя рыба и свои яйца!»
И Сатана пришёл к нему опять в образе человеческом, говоря: «Ты ли не говорил и не вещал, а я вот молчу! Ты ли не обмочился, узрев, а я вот молчу! Или?»
И не выдержал, и кинулся на него Бог Мардуфа, обидевшись на пасынка своего. И раздрал ему покровы и пасть. И бились они день и ночь, и день и ночь, снова день, и снова ночь. И не было никого, кто не ужаснулся бы их виду, и не было никого. И окончив битву и отирая пот, сказал Бог Мардуфа, обидевшись за пасынка своего: «Я ли не Бог Мардуфа, и не я ли поверг врага и не я ли? Или не я?
Тогда воины Салах-Малах-Чох-Аладдина вскочили на верных боевых бегемотов числом до трёхсот двадцати трёх тысяч и, проскакав триста стадий резвым фессалонийским галопом, показались над Ендизонской лощиной в сиянии уходящего восточного солнца. И увидели их враги и обмочились от ужаса. И враги их ополоумели и обмочились. И были мокры. Боевые бегемоты ринулись вниз со скал и передавили всех, кто не хотел сдаться на милость победителей, ибо так повелел Бог Мардуфа. Ибо он так повелел. Ибо так было так!
Атака трёногих коней произвела опустошительное действие в стане одноглазых синкопов. Челюсть Самсона, одолженная им у осла, косила врагов направо и налево, сея смерть и разрушение. Иерехон пал вместе с иерехонской трубой и замолкла труба, и Иерехон пал. И челюсть Самсона пала, и Самсон пал. И город отдали на разграбление, и грабили его все, кому ни лень, тридцать три дня и три ночи.
Один солдат лежал рядом со своей головой и спрашивал всех, где его голова. И не было сказано ему.
И сказано было ему: «Ты, чох! Встань и иди в город! Не лежи тут абы как! Там ты найдёшь жлобов таких же, как ты! И найдя их, скажи им так: «Изюм!» И они узнают тебя! И познай их! Скажи им: «Изюм!» И они. А ты их. Только верь сказанному!
И прилипла голова к телу, и зашевелилось оно.
И возжаждал он города и его соблазнов. И ушёл. И оставил свой дом ради соблазнов сих. Мать и отца своего. Он.
И подошёл он и увидел надпись на стене дома, где звенели китайские горшки: «Здесь был Савл». И возрадовался всем сердцем и узнал радость великую и обмочился струёю.
Итак, сподобившись, начинаем.
Не надо смеяться над сирыми Назареями, повторяющими уроки.
День первый. Первое число. Сначала был Хаос, и тьма над всем миром. И ничего не было вокруг. Квадратный круг. И были только глаза поверх всего. Но тьма ушла и пришёл свет. И родился человек среди других людей. Это всё слова, но так было.
Епус Давин и Хряк Навалия, пророки народа пастухов и негоциантов, наши лучшие друзья по переписке, перед вами. Двое балетно разошлись по сцене с треском в обтянутых цирковых рейтузах. Шак! Шак! Шак! Фа! Люфт! Местечко! Фу!
Епус Давин и Хряк Навалия, пророки народа пастухов и негоциантов, наши лучшие друзья по переписке, перед вами. Двое балетно разошлись по сцене с треском в обтянутых цирковых рейтузах. Шак! Шак! Шак! Фа! Люфт! Местечко! Фу!
Святые, не брезгавшие своими дочерьми. Юг. Жаркий темперамент. Притяжение луны. Пещера. Коптит-то как! Надо побыстрее на свежий воздух.
«Отфа! Блюди!»
Всё остаётся людям. Но не всем!
Бананы зари, соль небес, хлеб волн, сало земли.
Мать! Хочу написать библию для своего величайшего народа пастухов и воинов, я сумею, несмотря на коз и козни!
Учится, учиться, учиться, сынок! Всё не так-то просто, как кажется на первый ляд!
Хочется библии, а то всё пока анекдоты! Сердцу хочется ласковой песни и хорошей, большой любви. О чём нам пели великие предки?
А как же кифара, на которой ты обещал выучиться дяде Ойлу?
Ну её, эту кифару к матери, зачем мне кифара, когда у меня деньги появились? А вот библию написать это дело! Большую, красивую! Чтобы все её тысячу лет читали и в каждое слово вдумывались, вламывались, как бараны перед ежовыми воротами. Или новыми рукавицами! Хочу! Мать! Что? В лом?
Не буду тебе перечить, сынок, хотя кто знает, кто знает! Вон майор Хлебушек всё мечтал пропукать Лунную сонату, все над ним смеялись и не верили, а он содеял! К цели надо идти напролом! Как буревестник! Сквозь тернии к звёздам! Как оба Павлика! Как шли Белый, Чёрный, Горький и Бедный. Но все деяния начинались у них с обливания холодной водкой.