Так исследователь творчества Владимира Высоцкого Валерий Таиров пишет:
«Увеличивается количество конфликтов в Театре на Таганке (и с Любимовым, и с артистами труппы), Высоцкий испытывает большое количество унижений. Вернувшись из Франции, Высоцкий возобновляет концертную деятельность Он понимает, что Запад не изменит его жизни, не поможет ему. А в СССР Высоцкий чувствует двойственность своего положения «свободно-поднадзорного». Увеличивается конфликт отношений мировоззрения поэта и официально-бюрократического общества в родной стране. Нравственная система координат и оценок человека и человеческих отношений, присущая Высоцкому (искренность, правдивость, доверительность), входит к 1977 году в жёсткое противоречие с тенденциями равнодушия, ханжества, лицемерия, недоверия, презрения к людям, характерными для эпохи и для общества, окружающего поэта в 19601970 годы.
В эту эпоху среди людей искусства, к которым принадлежит и Владимир Высоцкий, шёл поиск идеала человека, поиск миропонимания, критериев оценки человеческой жизни. В отличие от многих шестидесятников оппозиционность Высоцкого была скорее мировоззренческой, чем политической проистекающей из традиций сочетания разных легенд, мифов, сказок, притч с фольклором сегодняшнего дня. В поэзии его всё больше встречается мотив потери окружающим обществом способности различать добро и зло»
Я согласна с этой оценкой разлада в душе в последние годы жизни Высоцкого. Разочарование тоже двигатель процесса, который идёт к медленной потере интереса к происходящему. Наверное, это переходная стадия к депрессии. Не думаю, что поэт это испытывал, но то, что он теряет друзей одного за другим по разным причинам, он прекрасно понимал.
Душа его болит, кричит, ищет выхода. Струны гитары не успевают за эмоциями, слова за мыслями. Они бьют по нервам, выбивая ритмы, рифмы, музыку. Поступки порой не подчиняются контролю. Он живёт на взводе нервной системы и окрепшим в течение жизни охрипшим голосом делится с людьми своей правдой: о себе, о среде, его породившей, о времени, которое не даёт жить своим героям и в котором поэты не в чести.
И они уходят один за другим в потусторонний мир. Поэту хотелось бы увидеть будущее, но путь к нему сложен. Он не знает, успеет ли, и торопит время.
Мне вспоминаются стихи кишинёвского поэта Игоря Доминича, посвящённые Владимиру Высоцкому, «Ну, не любит Россия поэтов»:
«Сколько ж можно? Опять вы про это
Бросьте, ваши упрёки враньё!
Ну, не любит Россия поэтов,
Ну, кружится над ней вороньё!
Ну так, господи, мы ж не поэты,
Мы ж не лезем в петлю к палачам
Так что бросьте вопросы-ответы,
И советы оставьте врачам!
Тут проблема не в этом, не в этом.
Тут как зубы болят, тут как зуд!
Ну не любит Россия поэтов,
А поэты ползут и ползут!
И рождаются, и умирают,
И страдают едрит твою мать!
Ну не знает Россия, не знает
Куда этих поэтов девать!
Уговаривать их бесполезно,
А лечить слишком много хлопот.
Их железом Железом? Железно!!!
То, что надо, железом пойдёт!
Значит, ночью, без шума, без света,
Их построить рядами у стен
Залп и нету в России поэтов!
Залп и нету России Совсем»
В последние годы Владимир Высоцкий остро чувствует, что и своим не нужен, и чужие обходят. Чувство одиночества мучает, давит. Некому душу раскрыть. И она мается в потоке людских страстей, распрей и недопонимания. Но и в трудные дни внутренняя сила не подводит Владимира Высоцкого. Преодолевая то, что тёмный мир пытается обрушить на него, он остаётся верен своим принципам.
В последние годы Владимир Высоцкий остро чувствует, что и своим не нужен, и чужие обходят. Чувство одиночества мучает, давит. Некому душу раскрыть. И она мается в потоке людских страстей, распрей и недопонимания. Но и в трудные дни внутренняя сила не подводит Владимира Высоцкого. Преодолевая то, что тёмный мир пытается обрушить на него, он остаётся верен своим принципам.
* * *
В распространении его песен по стране помогали магнитофонные записи. Он ещё только создавал текст, где-то однажды его исполнял в кругу друзей, или на сцене а на следующий день песня уже звучала из открытых окон, продолжая жизнь в исполнении гитаристов на улицах и площадях, в стенах институтов и учреждений. Пожалуй, не было ни одной семьи, в которой не слышали бы о песнях Высоцкого.
В то время слухи и легенды о нём тоже распространялись с неимоверной силой и скоростью. Они «были полны чудовищного вранья в духе романов пересыльных тюрем, напишет позже бард Юрий Визбор. В последние годы Высоцкий просто скрывался, репертуарный сборник Театра на Таганке, в котором печатаются телефоны всей труппы, не печатал его домашнего телефона. Он как-то жаловался, что во время концертов в Одессе не мог жить в гостинице, а тайно прятался у знакомых артистов в задних комнатах временного цирка шапито. О нём любили говорить так, как любят говорить в нашем мире о предметах чрезвычайно далеких, выдавая их за близлежащие и легкодостижимые. Тысячи полузнакомых и незнакомых называли его Володя. В этом смысле он пал жертвой собственного успеха».
Он ждал признания со стороны литературной общественности, но его будто не замечали. В России такой метод борьбы называется травлей, а в Германии психологическим моббингом. Это была травля, изощрённая, тонкая, действующая своим остриём на психику.