Гелле эти слова, задуманные как комплимент, показались бестактными, и они никак не соответствовали мужчине его уровня. К так называемым «классным парням» Гелла относилась скорее с состраданием, чего они, кстати, терпеть не могут.
Она ценила мужчин, которые не хотели казаться сильными, а это крайне редкий вид. Если быть честной, то она, думая о мужчинах, думала прежде всего о себе и сполна наслаждалась своим эгоизмом. И возможно, по этой же причине в двадцать семь лет у нее еще не было достаточно длительных отношений ни с одним мужчиной.
С четырнадцати лет она мечтала об идеальном мужчине, однако этот образ был лишь плодом ее фантазии. Хекман был очень далек от такого идеала, но он об этом не знал, а если бы и знал, то в жизни бы не поверил.
Конечно, у Хекмана была своя история, как и у каждого в Абу-Симбел, потому что ни один человек без видимых причин не отправится добровольно на шесть лет в пустыню. Нет, Хекман не рассказывал традиционную байку: «Я поехал сюда из-за женщины», как делали здесь две трети рабочих (остальные называли мотивом деньги или же то и другое). Он попал сюда из-за неприятного происшествия в западногерманской клинике. Газеты писали о врачебной ошибке, но все произошло скорее по недосмотру. И в душе он не чувствовал своей вины за случившееся. Пострадавшая получила довольно приличные деньги по страховке и отозвала свой иск. Но это происшествие (тампон, забытый в брюшной полости у пациентки) наделало много шуму, и ему пришлось на время уехать, чтобы страсти немного улеглись.
Никто в Абу-Симбел не знал этой истории, да и узнать не мог. Когда Хекмана спрашивали, почему он поехал в этот госпиталь, он всегда отвечал, что в поисках приключений. И это звучало вполне правдоподобно.
Между Георгом Хекманом и Геллой Хорнштайн пролегла невидимая пропасть, хотя они жили и работали рядом. Он никак не решался сказать о своих чувствах, а она держала его на расстоянии, всем своим видом показывая, что они не созданы друг для друга.
Когда она наконец повернулась и поставила на стол две на скорую руку вымытые чашки, он испугался холодного блеска ее глаз.
Мы могли бы замечательно работать в паре, сказала Гелла, едва сдерживая улыбку, если бы вы воспринимали меня лишь как специалиста. То, что я должна спать с начальством, в моем контракте не оговорено. И более чем уверена, что в вашем тоже нет такого пункта.
Слова попали точно в цель. Гелла превосходно умела отражать все его попытки сблизиться и переводила их в шутку. Она выбила его из колеи его, считавшего себя корифеем в общении с женщинами. И в первый раз ему в голову пришла мысль, что эта женщина так никогда и не повзрослеет.
Хекман растерянно помешивал кофе, не решаясь взглянуть в глаза Гелле, сидевшей всего лишь в метре от него. Стук в дверь показался ему избавлением. Это был санитар, который спросил, может ли войти Кемаль местный кузнец.
Хекман и рта раскрыть не успел, как посреди комнаты уже стоял лысый темнокожий плотный мужчина небольшого роста. Это, очевидно, и был Кемаль. Кузнец, не выпуская из рук корзинку, пытался объяснить на жуткой мешанине из арабского и английского, что слышал о несчастном случае с рабочим и он единственный от Вади Хальфа до первого водопада, кто может помочь несчастному.
Хекман поднялся, подошел к Кемалю, взял его за руку и объяснил, что рабочий умер от остановки сердца помощь больше не требуется.
Но кузнец упрямо не хотел в это верить. Он отрицательно покачал головой, потряс корзиной в воздухе и закричал, что рабочий не умер, электрический огонь просто парализовал его, и он единственный от Вади Хальфа до первого водопада, кто может ему помочь
Вы что, не слышали, что сказал доктор Хекман? строго сказала Гелла, прервав это странное представление. Мужчина умер, и даже вам не под силу его оживить.
Но Кемаль продолжал кричать низким голосом:
Он не умер, не умер! Электрический огонь только парализовал сына Аллаха!
Доктор Хекман попытался взять ситуацию под контроль, но это ему не удалось. Он лишь привел доктора Хорнштайн в негодование, сказав кузнецу:
Ну, тогда расскажите мне, как вы собираетесь вывести его из оцепенения.
Кузнец приподнял кустистые брови так, что они образовали два полукруга. Оценив важность момента, он снял с корзины грибообразную крышку.
Показалась плоская голова змеи, тело которой интенсивно раскачивалось из стороны в сторону. Змея зашипела.
Найа-Найа, сказал Кемаль, и в его голосе явственно слышалась гордость.
Держа корзину левой рукой, он замахнулся на змею правой, растопырив пальцы. Она вдруг свернулась и исчезла в корзине.
Найа боится Кемаля, констатировал кузнец. Найа сделает все, что Кемаль ей прикажет.
И для чего вы принесли с собой эту Найу?
Кемаль удивленно вытаращил глаза.
Найа оживит мертвого.
И как же это произойдет? ехидно произнес Хекман и скрестил руки на груди. Происходящее его явно заинтересовало.
Гелла заметила это и, фыркнув, сказала:
Вы же не верите байкам этого шарлатана?
Ш-ш-ш-ш! Хекман приложил указательный палец к губам и указал глазами на корзину со змеей.
Но Кемаль с улыбкой покачал головой:
Найа ничего не слышит. Все змеи глухие, а видят они хорошо.