В шумной толпе через распахнутую решётку главных ворот поволокли «саквояжи» к месту построения, а там Роман безуспешно пытается командовать, но его, конечно, никто не слушает. И тут густой голос барабанной дробью ударяет в ушные перепонки: «Отррря-ад!» Все на мгновенье замолкают, удивлённо уставившись на Людмилу Петровну. «В две шеренги становись!» приказывает она и выкидывает в сторону правую руку, показывая, где нужно строиться; мы нехотя вытянулись справа от неё, чтобы выслушать короткий бессмысленный инструктаж. Даже и не помню, о чём он был. Так бывает, когда учителя на уроке начинают сыпать давно заученными фразами, вдруг задумываешься о чём-то своём и отключаешься, а главное, нет в этом моей вины: мозг сам по себе отказывается воспринимать лишнюю информацию. По этой же причине я никогда не запоминаю рекламу. Как бы ни старались мне её впихнуть телевизионные редакторы, их попытки обречены на неудачу тупо не слышу. И случается так, что когда все ржут над кавээновскими шутками, в основе которых рекламные ролики, я глупо хлопаю глазами, не понимая, где смеяться.
Предлагаю назвать наш отряд «Сагарматха», говорит Людмила, и скрежет необычного экзотического слова возвращает меня в реальность. Это непальское название самой высокой горной вершины, в переводе «властелин мира». Вот и мы с вами, как альпинисты, должны покорять всё новые и новые вершины
Слова «должны» и «обязаны» всегда вызывали у меня скуку и даже апатию, поэтому я не испытала особого восторга, а, оглянувшись на ребят, заметила, что их тоже заклинило: перспектива в первый же день обозваться сагарматхами была весьма сомнительной и не вызывала энтузиазма.
Выручил Роман, до сих пор стоявший скромно в сторонке:
А давайте назовёмся просто «Техас».
Нет никакого смысла в «Техасе»! вспыхнула Людмила.
Ну почему же? На языке индейцев слово «техас» означает «друг, союзник».
И тут я неожиданно поддержала вожатого.
Техас для нас, сказала я, как мне показалось, негромко, но все услышали и подхватили: Да, Техас! Техас для нас!
Решение было принято, но я вдруг почувствовала свой промах, поймав короткий тяжёлый взгляд Людмилы Петровны, с которой надеялась сдружиться. И что я встряла? Язык мой враг мой, ведь и так было понятно, что затея с «Сагарматхой» совершенно безнадёжна.
Что ж, Техас так Техас, вздохнула разочарованно Людмила Петровна и показала рукой на корпус. Занимайте места в палатах, правое крыло ваше.
Новоявленные техасцы с воплями бросились на штурм здания; я чуть тормознула с тяжёлой сумкой, и долговязый парень, проносясь мимо, толкнул меня. От полученного ускорения надо же было такому случиться! я пролетела пару шагов вперёд и в падении какой позор! боднула Людмилу в её круглый зад. Она вскрикнула и, развернувшись, вцепилась в меня взглядом брови удивлённо поползли вверх, а руки скрестились на груди в бессознательной защите.
Простите, миссис, пробормотала я, поднимаясь с земли, сконфуженно улыбаясь и потирая ушибленную руку.
«Факин шит! отчаянно вертелось в голове. Откуда ты взяла эту миссис? Глупая попытка свести всё к шутке?»
А в это время Тыковка тут как тут и запищала, и закудахтала, как говорильная машина, не дав мне опомниться:
Какая бестактность, ведь миссис это замужняя женщина. Правда, Людмила Петровна? А вы ведь ещё девушка. Юля и в школе такая задавака, от неё все учителя стонут. Она и извиниться толком не умеет.
Простите, прошептала я ещё раз, моментально вспотев от смущения.
миссис, съязвила вожатая (как же знаком этот холодок в глазах, точно как у Лии Васильевны) и едва заметно покачала головой. Идите в палату, Юлия.
Я не тупая и поняла, что это война и пощады не будет.
Меня зовут Джулия, сказала гордо и дерзко и отправилась разыскивать Адельку.
Адель, забежавшая в корпус одной из первых, заняла лучшие места у окна и, как грозная собачка, огрызалась при попытках посягнуть на них. Эдита растерялась почему-то и устроилась поначалу у входа.
Давай позовём Эдиту, предложила Адель. И, не дожидаясь ответа, крикнула раздельно: Иди Ты!
Эдита приняла шутку и, счастливая, переместилась к нам.
* * *
Im so tired, I havent slept a wink. Столько впечатлений от первого дня, что никак не заснуть. После отбоя долго лежим с открытыми глазами и разговариваем. Замечания дежурных вожатых бессмысленны и ни к чему не приводят. У мальчишек в палате шум, слышится спокойный голос Романа в ответ хохот, успокоиться никто не может, да и не хочет. По себе чувствую, что это невозможно. Снова Роман, он повышает голос, пытаясь казаться строгим, мальчишки затихают на время, но, как только он уходит в вожатскую, шум возобновляется с новой силой. Мне жалко нашего вожатого.
Надо брать Рому под своё крыло, говорю Адельке.
Вскакиваю с постели и решительно иду к мальчишкам. Не знаю, что буду делать, но что-то предпринять необходимо. И срочно. Включаю у мальчишек свет, они затихают на мгновенье и удивлённо таращатся на меня: мол, чё припёрлась? Жердину, привставшего с кровати, того самого, что толкнул меня сегодня, зовут Гусев, не нужно даже гадать, какая у него кличка. «Лежать, Гусь!» тычу в него двумя пальцами вытянутой руки, и он, загипнотизированный, подчиняется. А потом выбираю того, кто мне кажется заводилой, парня с приплюснутым лицом бульдога, и говорю, обращаясь только к нему, говорю громко и с расстановкой: