Всех заставили выйти на улицы и приветствовать немецкую армию. Детям раздавали флажки со свастикой и заставляли кричать:
Хайль Гитлер!
Немецкий офицер выкрикивал в рупор:
Граждане, соблюдайте порядок и выполняйте приказы коменданта.
Так началась жизнь в оккупации. На столбах появились объявления, которые кончались словами:
За не выполнение расстрел!
Нужно было что-то делать, чтобы прокормиться. Решили торговать на рынке картофельными котлетками.
Мама выменяла свое единственное оставшееся украшение золотые серьги на бутыль подсолнечного масла и немного кукурузной муки. Стали жарить котлетки, мы называли их «картофельниками». Какие они получались красивые! Обваленные в кукурузной муке, они были золотистыми и румяными. Мы, глотая слюну, жадно наблюдали за процессом приготовления, надеясь получить хоть что-нибудь. Иногда нам перепадала перемятая бракованная котлетка. Какая она была вкусная!
Готовые картофельники складывались на поднос и заворачивались в полотенце, чтобы не остыли.
Немецкие солдаты их очень хорошо раскупали. Глядя на желтые, аппетитные котлетки они спрашивали:
А яйки там есть?
Я, я, яйки есть, отвечала мама, хотя кроме картошки, муки и соли в них ничего не было.
Благодаря нашей торговле семья стала лучше питаться, иногда даже позволяли себе кусочек мяса или сала, который отправлялся в нашу ежедневную похлебку.
Однажды случилась страшная история. Мама взяла нас с собой на рынок, обещая после продажи котлеток купить мне и сестренке по петушку на палочке. Это было настоящим счастьем. Мы весело болтали, рассуждая, какой петушок вкуснее: красный или зеленый?
Мама разложила товар на прилавке, сняла полотенце и стала зазывать покупателей звонким голосом. Торговля шла бойко, уже через полчаса, половина картофельников была продана.
Вдруг к прилавку подошел немецкий солдат с автоматом. Он был огромного роста, с красным одутловатым лицом и пронзительными маленькими глазками. Фашист пристально посмотрел на маму и своими огромными ручищами стал хватать с подноса котлетки и одну за другой отправлять их в рот. При этом он что-то говорил на немецком, игриво причмокивая языком.
Мама сразу же поняла, что немец пристает к ней, и поспешила скорее от него отделаться. Она строго спросила:
А кто будет платить?
Солдат сделал вид, что не понял и продолжал жрать, как ни в чем не бывало. Мама еще раз задала вопрос:
А деньги?
Фашист не ответил, перестал жевать и, бесцеремонно разглядывая маму, закурил папиросу. Она рассердилась и сказала:
Что вылупился? Плати деньги и убирайся!
Тогда фриц покраснел еще больше, швырнул недокуренную папиросу на землю и гаркнул по-русски:
Подними!
Мама не двинулась с места, только стиснула зубы. Мы испугались, прижались к ее юбке и заревели.
Подними! еще раз грозно крикнул солдат, наводя на нас автомат, и добавил что-то по-немецки.
Убирайся отсюда, фашистская сволочь, тихо, сквозь зубы ответила мама и плюнула на все еще дымящийся окурок.
Немец стоял, как вкопанный, с автоматом наперевес, размышляя: стрелять или не стрелять? Вначале он посчитал свою выходку милой и безобидной шуткой, но дело приняло серьезный оборот.
Мы с сестрой горько плакали, мама спрятала нас за спину. Вокруг стали собираться женщины. Все уговаривали ее:
Ну, подними же, что тебе стоит? Ведь он застрелит тебя и твоих детей.
Ну, подними же, что тебе стоит? Ведь он застрелит тебя и твоих детей.
Но мама стояла молча, не шелохнувшись. Неизвестно чем бы могла закончиться эта история. Но тут подошел немецкий офицер, совершавший утренний обход, в сопровождении трех вооруженных солдат. Быстро оценив обстановку, он приказал подчиненным арестовать обидчика, извинился перед мамой, купил весь оставшийся товар, и гордо задрав подбородок, с пафосом произнес:
Доблестная немецкая армия не воюет с женщинами и детьми!
Затем он медленно удалился. Хотел ли таким поступком фашистский офицер завоевать симпатию местных жителей, или он оказался хорошим добрым человеком? Для нас, в тот момент было не важно, мы об этом не думали. Главное мы были спасены, и только тогда мама осознала, какой опасности подвергались она и ее дети. Обняла нас, заплакала и увела домой. Ни о каких петушках в тот день мы даже не вспомнили.
После этого случая, мама и ее сестры не выходили на улицу, без низко надвинутых на лоб платков. Бабушка сказала, что нельзя показывать немцам свою красоту. Молодых женщин фашисты мучают и увозят в Германию.
Шли дни, наполненные тревогой и страхом. Люди разговаривали в полголоса, боясь навлечь на себя несчастье. По городу ползли слухи, что расстреливают коммунистов и евреев вместе с семьями, а молодежь угоняют в Германию на тяжелую работу.
Вестник
Мы, дети, с трудом понимали, что происходит и что такое война, слишком были малы. Постоянное чувство голода и страх это все, что мы чувствовали тогда
Невозможно передать словами тот ужас, который я испытывала, когда повсюду грохотали снаряды и взрывались бомбы. Мне хотелось сжаться в маленький, очень маленький комочек и стать совсем незаметной. Мы с сестрой, постоянно плакали, даже не понимая, что можем погибнуть в любую минуту. Нам просто было страшно и очень хотелось есть