Пар в бане у Николая был жарким, но необычайно приятным и легким.
Это все вода, объяснил он Николаичу, вода из своей скважины очень мягкая и вкусная. А мы сейчас в нее для аромата и бодрости духа пивка добавим.
Виктор Николаевич уже лежал на полке в ожидании сеанса березово-дубово-можжевеловой терапии.
Я боюсь
Моя душа полна таким блаженством,
Что радости, как эта, ей не встретить
В безвестных судьбах
Кошкину пива было не жалко. В предбаннике, на столе, рядом с тлеющим камином чего только не было; спиртное в том числе. Сейчас же главным для него стал вопрос: «Что же это за поэма, или проза готовит меня к новым испытаниям?». Он охнул, когда по ногам, а потом по спине прокатилась волна горячего воздуха, который гнала первая березовая пара веников. А вот они и сами обрушились на спину Николаича обжигающим бархатом листьев. Историк поначалу покряхтывал, а потом не выдержал, застонал от неземного блаженства. Единственно, чего не хватало ему сейчас, в отличие от такого же действа в парилке Новгород-Северского князя это мимолетных, бросающих в еще более жаркое забытье прикосновений распаренных девичьих тел.
Зато сосед, тоже насладившийся ударами веников в не таких умелых и крепких, как у него самого, руках Николаича, одарил его занимательной беседой. Но уже в предбаннике, за бокалом красного сухого вина.
А что, «Хеннесси» не было? вскинулся Кошкин.
Ты что, Николаич? укоризненно посмотрел на него сосед какой коньяк?! Нам же еще париться! Нет вино, только вино. Чилийское; привезли на заказ. И стоит, кстати, дороже «Хеннесси».
Вино действительно было замечательным. Оно обволакивало сразу и легким, и колдовским облаком. Еще более зачаровывали слова Николая.
Ее сманили силой, увели
Заклятьем, наговорами, дурманом
Она умна, здорова, не слепа
И не могла бы не понять ошибки
Но то чернокнижье колдовство!
В общем, слова ли соседа были тому причиной, или коварное вино но Николаич, наконец, поддался на уговоры и согласился повторить свой танец. Да не просто повторить, а предварительно облачившись в наряд арабской танцовщицы. Николай с щедрого плеча (вообще-то с другой части тела) протянул ему крохотные плавки телесного цвета; это вместо семейных трусов в горошек, которые обычно скрывались под трениками. Так что, под юбочкой из золотых цепей можно было вообразить все что угодно.
И не только вообразить, вспомнил последнее свое приключение Кошкин, но и увидеть стоит только посильнее закружить в танце.
Теперь уже никто и ничто не могло остановить его. Николаич вдруг осознал, что это не сосед, и не вино с предгорий Анд заставило его решиться на такой безумный эксперимент. Нет! Это его собственная душа требовала безудержного движения в танце ну и еще кто-то, кто сейчас в нетерпении потирал ладошками, по-прежнему прячась в душе Кошкина от ее хозяина.
Золото на удивление послушно расположилось на мужском теле, превратив Николаича в настоящую пери. А за этим действом наблюдал с отвисшей челюстью Николай. Он даже бросился впереди готового к «бою» соседа, открывая перед ним низкую дверцу.
Золото на удивление послушно расположилось на мужском теле, превратив Николаича в настоящую пери. А за этим действом наблюдал с отвисшей челюстью Николай. Он даже бросился впереди готового к «бою» соседа, открывая перед ним низкую дверцу.
Ну, точно в такую же мы с Дуньязадой выносили на суд зрителей свое нетерпение и ожидание смерти
Дрожь, которая покрыла его всего, была вызвана не так холодом осенней ночи, как внутренним ознобом, а еще ожиданием реакции Валентины Степановны на такой фривольный наряд супруга. Но никакой реакции не было; во дворе царила ночь, и разглядеть Николаича мог разве что Герой. Но он хозяина в золотом обличье уже видел в полусумраке дольмена. Кошкин даже чуть обиделся надо же, так страшился предстать перед близкими ему людьми героиней восточной сказки, а тут такой облом!
Огня скорее! Дайте мне свечу!
Эй, слуги, слуги! Как похоже это
На то, что видел я сейчас во сне!
Я начинаю думать это правда
Огня! Огня!
Слуг в коттедже Кирюхиных не было. Пока. Вместо них огнем заведовал сам хозяин, Николай. А свечи заменили уличные светильники, стилизованные под старину. Они как-то удачно сгруппировались вокруг огромного плоского камня, элемента дизайнерского замысла неведомого мастера. А может не замысла, а умысла потому что, задумай Кирюхины, вслед за соседями (пока только в мечтах Валентины) расширить огород, выковыривать эту каменюку отсюда пришлось бы бульдозером. Теперь же Виктор Николаевич легко запрыгнул на постамент, превращенный им в танцпол, замер на несколько долгих мгновений, словно дожидаясь аккомпанемента и
Музыка действительно заиграла в душе; там же, где восторженно выкрикнула: «Ах!», Дуньязада. Именно она пряталась где-то в районе пяток, но не могла не вылезти из своей захоронки, когда начался танец.
Не мешай! грозно шикнул на нее Кошкин, начиная движение сам, без подсказки.
Это было величайшим мастерством! Чудом; шедевром танцевального искусства сыграть спектакль длинною в жизнь на пятачке площадью в два квадратных метра. Зрители, воздух, вся Вселенная замерла, не решаясь даже дыханием помещать мастеру танца. Только сверкали в огнях светильников пять пар глаз, и ярче всех Валентины.