Здравствуйте, Виктор Николаевич, пропищал кто-то за спиной.
Здорово, Николаич! пробасил следом Николай, сосед с четвертого, верхнего этажа, в поход собрался?
Мелкий, его сын Сашка, сейчас остановился на три ступени выше Кошкина, и потому мог смотреть учителю истории прямо в глаза. В его серых глазах Виктор Николаевич прочел то, что хотел достаточную долю уважения и какое-то нетерпение; словно ребенок ожидал услышать от дяди Вити очередную интересную историю. Таких историй у Кошкина было великое множество, и пацан это знал. Но сейчас учитель не успел открыть рта, застигнутый врасплох неожиданным предложением:
А поехали с нами, Николаич. По дороги Сашке какую-нибудь хрень и расскажешь.
Кошкин на «хрень» не обиделся; он знал, когда нужно и можно обижаться. На громогласного здоровяка Николая обижаться было невозможно. Он что думал, то и говорил; как хотел, так и жил. Имея широченные плечи, пудовые кулаки и налаженный бизнес в сфере продажи подержанных иномарок, он мог себе позволить это. В отличие от Кошкина. Виктор Николаевич открыл рот, чтобы вежливо отказаться, и, неожиданно прежде всего, для самого себя коротко выдохнул:
Поехали!
Теперь Николаич вспомнил Гомера осознанно; почему-то подумалось, что сегодня сроки великого поэта древности будут его сопровождать на каждом шагу:
смелого окрест возницы искал; и не долго
Кони нуждались в правителе; скоро достойный явился
Архептолем, Ифитид бесстрашный; ему он на коней
Быстрых взойти повелел и бразды к управлению вверил.
Какой-то ураган, именуемый безудержной энергией соседа (он же Архептолем-возница), занес его в престижный внедорожник, где уже ждала худенькая и стройная Людмила соседка; мать Санька и, соответственно, жена Николая. Виктор не стал сравнивать ее с собственной половинкой. Несмотря ни на что, Валентину он любил, и был ей верен.
До гроба, шептал он ей в самые интимные моменты общего сосуществования.
Хотя, надо признать, попыток покушения на его верность пока никто не предпринимал с его внешностью, застенчивостью, и совсем не престижной зарплатой. Со спины Кошкина можно было принять за подростка лет тринадцати-четырнадцати; в лицо ему давали (даже когда он этого не просил) на десяток лет больше сорока прожитых им. В общем живи, и радуйся.
И Виктор Николаевич действительно возрадовался, прижимая к животу тощий рюкзачок, и принюхиваясь к волшебному запаху дорогой кожи автомобиля и неземной косметики Людмилы. А потом спохватился:
А куда мы едем, Николай Петрович?
Да вот, громыхнул с водительского кресла сосед, давно обещал Сашке дольмены показать.
И мне интересно, добавила Люда, расскажете нам о них, Виктор Николаевич?
Кошкина не нужно было упрашивать. Говорить о загадках истории, а чем, если не загадкой, были таинственные дольмены, он мог часами даже не в качестве платы за подаренную возможность провести интересно выходной день, а в силу уже указанной выше его страсти.
Дольмены, протянул он задумчиво, таинственные мегалиты, которые неизвестно кто, неизвестно как, а главное неизвестно зачем соорудил
Что тут таинственного? теперь уже хохотнул Николай, поворачиваясь к заднему сидению, где вольготно расположились Кошкин и его младший сосед, четыре каменные плиты, и пятая сверху вместо крыши. Да, еще в одной отверстие продолблена; дырка. Я такую перфоратором за полчаса продолбил бы.
Полчаса, позволил хмыкнуть себе Виктор, а вручную, без электроинструмента? Кстати, тут появляется еще одна загадка зачем надо было долбить дырки, в которую нормальный человек пролезть не сможет?
Эт точно, подтвердил Николай, нажимая на клаксон, явно приветствуя какого-то знакомого, которого легко обогнал, у меня в эту дырку с трудом голова поместилась. А вот Сашка, пожалуй, пролез бы. Да и ты бы, Николаич (добавил он, посмеиваясь), смог, если поднапрягся.
И опять Кошкин не обиделся. Он радовался жизни, хорошему дню, еще более прекрасной компании, которая везла его в замечательном автомобиле к эпохальным открытиям. Это не было предчувствием; просто Виктор Николаевич всю сознательную жизнь ждал их; почему бы им не случиться именно сегодня?
Николай не стал останавливаться у первого дольмена, включенного в обычный туристический маршрут, пролетел и поворот ко второму. Потому что народу тут, несмотря на сентябрь, было полно. К третьему, самому целому из череды древних сооружений, нужно было подниматься по крутому склону. Потому, наверное, народная тропа к нему сильно подзаросла. Точнее, никакой тропы тут не было. Сам Кошкин, несмотря на высокое звание историка, этот мегалит никогда не нашел бы. Но впереди пер Николай как бульдозер, взявший на буксир сразу три «прицепа»; он излазил тут в отрочестве все окрестности. Сосед, наконец, остановился и широким жестом пригласил всех насладиться древним чудом.
Никаких чудес! решительно возразила Людмила, сначала обедать.
Николай, который в качестве довеска к «прицепам» тащил еще и корзину внушительных размеров, повиновался беспрекословно совсем так же, как исполнял приказы Валентины сам Кошкин. А может, и быстрее учитывая энергию, которая в его могучем теле била через край. Виктор Николаевич застенчиво застыл рядом с дольменом, который тут действительно на удивление хорошо сохранился («Муха не писала», заранее охарактеризовал его Николай), а соседская семья, включая младшего, Сашку, стремительно накрывала «поляну». Так выразился тот же Николай.