Только домовые расположились на полу перед печкой, облизывая вымазанные кашей губы, как их снова потревожили. Атей и Яся тихонько выскользнули из избы и, крадучись, направились к дому Чужака. В его окошке издалека была видна горящая свеча.
Только домовые расположились на полу перед печкой, облизывая вымазанные кашей губы, как их снова потревожили. Атей и Яся тихонько выскользнули из избы и, крадучись, направились к дому Чужака. В его окошке издалека была видна горящая свеча.
Не спит. Ну, как он нас увидит?
Мы тихонько. Только заглянем в окошко и назад.
Чужак был не один. Вокруг стола стояли еще три черные фигуры в охабенях.
Смотри, вот этот, бородатый, как похож на Славеня, чуть слышно прошептал Атей.
Дед, узнала Яся.
Сердце девушки затрепетало от страха и волнения. Она стиснула руку Атея и шагнула поближе к окошку.
Чужак, дед, а эти двое кто?
Незнакомцы были безлики. Нет, какие-то черты лица у них были, но до того невыразительные, что воспринимались как пустое место. А может, и в самом деле под капюшонами колыхалось белесое марево?
Ну что, видно, пришел твой срок к концу, глухой голос деда приподнял дыбом все Ясины волоски, хоть и обращен он был не к ней, а к Чужаку.
Ты что же, думаешь, я испугался деревенских баб? насмешливо возразил Чужак. Да мне на них плюнуть и растереть!
Смотри, какой герой! Они тебя со всех сторон обложили, куда ни сунься зверобой, да полынь.
Ничего, я в избе отсижусь. Скоро уже снег ляжет, все травы занесет, морозом выстудит. Вот тогда они у меня запоют!
Не ерепенься, милок. Вижу, вижу, что ты не из трусливых. Только срок твой и вправду пришел: пора возвращаться домой. Уйдешь сегодня же ночью. То, что тебе сделать поручено было, ты сделал: селян разобщил, страх среди них посеял. А самое главное к зелью приучил. Кому, как не тебе, должно быть ведомо, что каждый одурманенный распахнутые ворота из нашего мира в их. Сколько таких ворот теперь в деревне? Стоит только нам захотеть и хлынет через них Великий Хаос, разольется Тьмой по свету. Скоро, скоро уже
А не захлопнутся ворота эти без меня? Кто мужиков дурью снабжать будет?
Да они сами и вырастят нужные травки. Кто к ним пристрастился, тот сам, добровольно, никогда от дури не откажется. А чтобы бабы нам не помешали, мы вот что сделаем: посеем семена трав окрест деревни, на опушке, у реки, в овраге. Всю травку не выполют, не уничтожат, и колдун помахал перед носом Чужака мешочками с семенами.
Дело говоришь, согласился Чужак, принимая и пряча мешочки за пазуху. Одно меня теперь только волнует: не останется у тебя наследника в деревне. Сын-то твой черный дар извел, по ветру развеял.
Об этом не беспокойся, у меня другой наследник будет.
Другой? Кто?
В свое время узнаешь. А теперь пора. Уберешься из деревни до света.
Колдун щелкнул трижды пальцами и три темные фигуры исчезли. Чужак, оставшись в одиночестве, достал из-за пазухи мешочки с семенами, подбросил их на ладони, криво усмехнулся. Потом, завернувшись плотнее в черный охабень, шагнул к порогу.
Атей и Яся, не разбирая дороги, кинулись прочь от избы.
Наутро бабы, пришедшие гнать из деревни Чужака и жечь избу колдуна, не нашли ни того, ни другой. На месте дома и огорода колыхалась бездонная смрадная трясина.
Глава 4
Зима выдалась лютая: ветреная, студеная. Сидя перед горящей печкой в новой избе, Яся вслушивалась в завывания ветра в трубе и зябко передергивала плечами.
Как хорошо, что успели дом построить до морозов! Яся не заметила, что думает вслух.
Как же, построили б вы, кабы мы с приятелем не помогали! проворчал из-за печки Шустрик. Кабы не надоело мне бездомным домовым быть, и доселе бревна в лесу лежали бы!
Ну, конечно, конечно, ты главный помощник, улыбнулась Яся. Что бы мы без тебя делали?
На самом деле избу достраивали всей деревней, как в старые добрые времена. После исчезновения Чужака бабы прочесали не только все огороды, но и поля, луга, овраги окрест деревни, находя и уничтожая проклятую дурман-траву. Тем временем запертые в банях мужики, побуянив, покрушив все, что под руку попалось, угомонились, наконец. Бабы «лечили» их, кто чем мог: огуречным рассолом, квашеной капустой, как после запоя, мочеными ягодами, отварами трав, а больше всего вниманием и лаской. Не упрекали за былое, понимали, что во все виноват Чужак и его зелье.
Мало-помалу наладилась жизнь в селе. Снова застучали топоры, громоздя поленницы дров, выправились покосившиеся за лето плетни. И вот в один из нечастых ясных осенних деньков зазвенели по деревне песни. С топорами да пилами собирались парни и мужики в конце улицы, там, где Атей с Силом и товарищами уже успели уложить первые венцы новой избы.
Эх, до чего же сладко работать всем вместе, до чего весело!
Не было в деревне ни одного человека, кто остался бы в этот день дома. Всем нашлось дело по силам. Визжали пилы, хохотали девки, ребятня сновала туда сюда, помогая и путаясь под ногами взрослых.
К вечеру изба была готова. Конечно, вся деревня не могла поместиться в ней за крепким дубовым столом. Не беда! Расстелили скатерти прямо на траве, чуть схваченной морозцем, разложили на них нехитрую снедь и началось веселье! Отгорела вечерняя заря, на смену солнышку вышла полная луна, а народ все никак не желал расходиться по домам. Праздновали не столько новоселье, сколько обретение прежней жизни, прежних обычаев, прежней радости.