Да они же все на электричестве! прогудел Батя, а электричество дорожает. В новостях сказали, что в полтора раза. А щука говорит, что не в полтора, а во все два!
И на солнечных панелях долго не продержишься, добавила Василиса.
На них то уж точно, не положишься, согласился старичок Прохор, растирая колено, все болит и болит, все к дождям и дождям.
Так вот, Иван с Василисой посчитали, и ясно стало, что мигранты на картошке и репе выгоднее, чем электричество. Рацион составили. Даже молоком поить можно.
Да как же вы их выписали, как инвентарь, что ли?
Это уж Джон устроил. Он, черт черный, хитрый, по миру поколесил, все знает. Там у них, в колониях этих, переизбыток нарождается, генофонд то ли лишний, то ли бракованный. Ну и по знакомству можно выписать.
За дверью загремели шаги, кто-то зазвенел кружкой о ведро. В горницу вошел, вытирая красные губы черным запястьем, Джон. Розовая ладонь была мокрая.
Пока летели, пить захотелось. Не выдержал, прямо из бочки зачерпнул. Щуку, похоже, по морде саданул случайно, сказал Джон.
Как ты можешь эту воду пить, она же тиной воняет, пожала Василиса плечами под цветастой рубашкой.
Тина тиной, а вода-то, почитай, живая. Щука то сколько лет живет, не дохнет! закашлял Прохор, слезая с лавки, пойду, что ли, и сам приложусь к кадочке.
Как все прошло, спросил Батя, все пригодилось?
Еще как пригодилось, заулыбался Джон. Я этим на воротах, которые с бляхами, как вывалил мясца, творожка, бидон со сметаной, так они, как мухи чернявые слетелись. Фуражки поскидывали, чуть не руками в корчажки полезли. Пришлось по макушкам постучать, чтобы о деле не забыли. Ну они даже рож не вытирали, побежали, привели толпу. Я десяток выбрал. Отвели их потом в отдельную комнату, помыли, одели. Так что все в порядке принимай в штат.
Иван тебя встречать пошел, сказала Василиса.
Иван тебя встречать пошел, сказала Василиса.
Встретил. Там он, у сараев, с работниками новыми, Джон поднялся, тоже пойду к нему, покормить их надо. Проголодались. Некоторые так даже шатаются.
Сегодня пусть, так уж и быть, отдыхают, а утром на работу. Я сам расставлю, сказал Батя.
Василиса встала с заскрипевшего стула, поправила юбку и выскользнула за Джоном.
Правильно, дочка, пригляди за мужичками, сказала Марья Моревна ей в след.
Батя шумно вздохнул, посмотрел на часы, потом но Марью Моревну. Та поняла взгляд правильно, поднялась, пошла на кухню. Пискнула там чудо-печка, затопали подавальщицы.
Смотри, не брякни кому-нибудь невзначай в деревне. Пускай пообвыкнут, а то завистников много, на прививки все время изведем, работать некогда будет.
А то я не понимаю, старичок Прохор обиженно вытянул губы, санитарный инспектор он, конечно, друг и помощник, но хворобы наши с нами рождаются, с нами и помирают.
Прохор все тер колено и кривил губы, а Батя сурово смотрел на дверь, как вдруг дверь раскрылась и вошла Василиса, придерживая руками испачканный подол. Она хмурила густые брови, доставшиеся от отца, и, поднимаясь к себе по лестнице, грозно сообщила:
Не хотят они репу вкушать. Хотела их простоквашей напоить, так все на себя вылила. Они все брыкаются и по своему бормочут.
Басурманы и есть басурманы, ответил Прохор.
Плохо, сказал Батя.
Прохор хотел что-то сказать, но промолчал, задумчиво глядя наверх.
Сверху бойко топоча каблучками по ступенькам сбежала Василиса в новой юбке и фартуке. В руке держала воронку:
Вот, у себя нашла. Помнишь, как делали, когда заблудшего лосенка отпаивали. И сейчас пригодится для этих мигрантов.
Хорошо, пробасил Батя, вперив взгляд в захлопнувшуюся за Василисой дверь.
Только и было слышно, как плеснула в бочке щука хвостом, да тихо зашуршала тряпичная половичка, спеша вытереть живую воду, пока не проросли доски пола.
Марья Моревна заглянула, сказала:
Василиса всю простоквашу унесла, не знаю теперь, в чем мясцо замочить.
Плохо, вздохнул Батя.
А ты в первачке, в первачке, а еще горчички. И мягкость появится, и дух попрет. посоветовал с лавки старичок Прохор.
Марья Моревна вопросительно поглядела на Батю.
Хорошо, прогудел тот.
В дверь стукнули, и вошел Иван.
Трофим Трофимыч, спросил он. Я у поросят пойла заберу немного, на эксперимент. Ничего эти мигранты жрать не хотят. Может, консистенция не та. И, главное, не говорят ничего. Ни слова по нашему не знают. Сначала булькали что-то по своему. А теперь вообще молчат. Только глазками зыркают.
Хорошо, ответил Батя.
Иван повернулся к двери, но, бросив взгляд на стены, увидел на крючке смотанный кнут.
Я и кнут возьму. В прошлом году коровы клевер жевать не хотели, так кнут сильно помог.
В прошлом году на поле с клевером летун какашки сбросил. Вот они и не паслись. А потом, после кнута-то, молоко все в реку сливали. Рыба потом брюхом кверху плавала, сообщил как бы невзначай Прохор.
Да не какашки это были, а гравитационная защита на секунду раньше сработала. Коровы на взлетную полосы зашли, вот и случилось непредвиденное маневрирование. Кто знает, что там в почве синтезировалось. А то, что рыбы дохли, это другое дело. Главное, коровы клевер жрали.