Да уж, вздохнула Аня, я это и сама сегодня поняла, да и двигаюсь, как черепаха и не соображаю ничего. Это, наверное, еще и люминал так действует
Разумеется, и люминал тоже, кивнул головой Юра, я его отберу и на помойку выброшу. Значит договорились? А то доктор Левин сказал, что с твоей стороны добровольное согласие должно быть и желание сотрудничества, поскольку его метод подразумевает совместную работу, психоанализ. Что же касается твоих страхов, то он по возможности этот эффект будет контролировать и гасить. К тому же, если у тебя какой-то комплекс сидит в подсознании и изнутри отравляет психику, то его лучше наружу вытянуть и загасить, иначе он когда-нибудь куда больше бед натворит. Это, как хирургическая операция вначале больно, зато потом полноценной жизнью заживешь.
И все же, сказала Аня, у меня такое чувство, что ты всего не договариваешь, зачем-то все это лично тебе надо.
Ты уж, сестрица, меня совсем за какого-то эксплуататора держишь, возмутился Юра. Даже если бы я никаких далеко идущих планов в голове не держал, я в любом случае постарался бы тебе помочь, как только такая возможность представилась бы. Но ты ведь сама до недавнего времени ни на что конкретное не жаловалась, что ж, я должен был тебя за шкирку к доктору тащить? А насчет того, что я чего-то так не договариваю, что ж, отчасти ты права, раз уж эта тема поднялась, но пока ничего конкретного я тебе сказать не могу, поскольку этот вопрос связан с государственной тайной. Если удастся первая часть нашего предприятия, и доктор Левин вернет тебе утраченное (вернее ты сама вернешь с его помощью), то тогда я смогу рассказать то, о чем умалчиваю сейчас. А до той поры, прости, не могу, это отчасти касается моей работы.
А если ничего не получится?
Тогда все останется как было и дальнейший разговор не имеет смысла, ведь жила же ты как-то до сегодняшнего дня?
Мне кажется, усмехнулась Аня, что если я вылечусь и ко мне мои таинственные способности вернутся, ты меня в цирке за деньги показывать будешь.
Знаешь, разозлился обычно контролирующий свои эмоции брат, это, в конце концов, хамство, я ведь в основном не для себя стараюсь!
Ладно, прости, вздохнула Аня, я еще как следует в себя не пришла и плохо соображаю, что говорю. Кстати, этот доктор Левин ведь не за спасибо же со мной работать согласился, это ведь не рядовой прием у терапевта в поликлинике, а у меня денег нет.
Пусть это тебя не беспокоит, быстро успокоился брат, у нас свои взаимозачеты. В случае успеха моей задумки, если уж ты такая щепетильная, у тебя будет возможность рассчитаться.
Юра встал из-за стола, и сославшись на всякие незавершенные дела, начал собираться, пообещав позвонить, как только договорится с доктором Левиным о конкретном дне и времени.
Господи, как же он надоел со своей секретностью, что ни разговор, то очередная тайна мадридского двора, пробормотала Аня, глядя в окно, как от тротуара отъезжает Юрина «шестерка» цвета сырого асфальта, небось, когда он все расскажет, какие там у меня планы, выяснится, что тайна эта гроша ломаного не стоит. Ему просто жутко нравится ощущать себя важной персоной, словно от него какие-то государственные вопросы зависят. И все же, просто так он бы все это не затеял, для чего-то он меня однозначно собрался использовать, похоже, насчет цирка я что-то там угадала, иначе бы он так не взбеленился! А впрочем, наверное я к нему несправедлива, ведь по сути он последние два месяца меня содержал, да и раньше то одно, то другое подкидывал и денег не брал, а я его уже в старуху-проценщицу записала, грешно так о родном брате думать, тем более, когда сама себя толком содержать не способна. Притом, что Юра за так никому ничего не сделает, то в отношении меня он настоящий бессребреник. Это, наверное, мои детские обиды наружу вылезают, ведь в детстве мы с ним никогда не ладили. Да, люди мы с ним совсем разные, и внешне и внутренне, и на родителей ни на папу, ни на маму я никогда похожа не была.
Аня убрала со стола и собралась, было, как в последние несколько дней снова драить дом и перемывать посуду, как вдруг поняла, что в этом нет больше необходимости и мысли о маме уже не столь мучительны. Тут впервые за два с половиной месяца ей захотелось выйти на улицу и просто прогуляться. Видимо действительно в ее душе произошел перелом, и боль утраты родного человека стала стихать.
«Спасибо, мама», мысленно произнесла Аня. Ей и вправду показалось, что ее состояние напрямую зависело от маминой души, и душа эта по какой-то причине отпустила дочь, предоставив ей возможность вновь вернуться в мир и заняться своими проблемами, вплоть до маленьких мимолетных прихотей.
Боясь, что это подзабытое чувство интереса к жизни может исчезнуть, Аня быстро оделась и вышла во двор, и при этом как-то само собой вышло, что на ней оказались модные импортные вещи из «Березки», которые, незадолго до маминой болезни раздобыл для нее Юра, желая, чтобы Аня произвела на его протеже, журналиста Виктора, хорошее впечатление. Она одевала этот джинсовый костюм и кожаный плащ всего пару раз, а потом заболела мама, и Аня стала облачаться во все старое, затрапезно-совковое: ей казалось, что одеваться хорошо, когда мама умирает, как-то бессовестно, это было табу. Тут только она вдруг почувствовала, что табу больше нет, и маме самой не понравилось бы, что дочь перестала за собой следить, и одевается Бог знает во что, как старая дева. Возможно, она это и чувствовала в последние дни жизни, но ничего Ане не говорила, не желая обидеть дочь.