Снова тень набежала от окна.
И верно, похож! Синеглазый. Твой портрет.
Скульптура.
Ты бы его от грязи, от инфекции отмыла средством для посуды, что ли Помнишь, как маленькая играла?
Помню. Но он мне службу служит. Будет картинкой, аватаркой.
Все детские фантазии
Без фантазии и платье не сошьешь.
А не боишься дурочкой прослыть?
А мне все равно. Вчера видела твою Свету, вместе в троллейбусе на работу ехали. Старая, облезлая, сто килограммов весит, рессоры скрежещут. А она ведь моложе меня. Но без фантазий. Образец кухонного благоразумия. Ни единой мысли в голове. Ни единого штриха жизни на лице. Страшно. Люди обходили ее, даже рядом на сиденье никто не позарился. Дети ушли из шикарной квартиры, бывшего мужа полиция разыскивает
Милиция.
Это уже все равно.
Но не будь равнодушной
Пауза затянулась.
Ты же знаешь, что он ушел к этой дебелой домохозяйке за щами
И от меня ушел. К бездарной, но на семнадцать лет моложе. Знаешь, такие стаями крутятся на путях людей известных, людей искусства. Чтобы потом называться музой
Тень скользнула по чумазой мордашке. А зверь, открытый солнцу и миру, не сдавался блаженство бытия разливалось от него по столу.
Так это твоя новая муза?
Муз. Музик. Мурзик. Вдохновитель и поучитель.
Тень заколебалась, словно от смеха, растаяла. Но показалось, что маленькая девочка всхлипнула за плечом.
Мы ровесницы, мама! И я переступаю порог новой, не виданной мною жизни. Ты не смогла показать мне этого.
Луч отразился от черной носопырки пришельца.
Он будет теперь работать мной чумазый, синеглазый, трогающий сердце. Его изображение на двести пятьдесят шесть пикселей заменит мое фото десятилетней давности. Зачем демонстрировать свои морщинки и трясти сединами? Я всегда красива. И служит мне в том аватарка, портрет по существу, Зяя, предыдущее воплощение и снисхождение высокой души до бренности бытия.
Благодарю, Господи! Я продержалась.
Спать. Спать
Только предлог
Все врут о любви.
Любовь это огненный горн, в котором выплавляется золото, и отходит шлак.
А если золота души нет в человеке, как его переплавишь?
Любовь это звезда. Человеку с поверхности земной кажется она далекой и нестоящей. А подойди ближе и окажется именно твоим солнцем. Уйдешь ли от него?
Но вместо звезд привлекает внимание бульварный фонарь: ярко и общедоступно. А еще проще картинка того же фонаря в цветном журнальчике, или на экране, даже из дому выходить не надо, что уж искать по всему миру, с его морозами, ветрами, зноем? И с высоты дивана так хороша сказочка, что чья-то знакомая видела настоящий фонарь!
Сидеть, сявки. Я говорю.
Что вы устроили недавно?
Троллейбус. Младая воспитательница (или до сих пор сохранились пионервожатые?) везет группу девчушек-недоростков. Поверх коротких куртяшек (на февральском морозе), поверх неоформившихся грудок яркие валентинки с красными бантами. И млеют: едем знакомиться с мальчиками. Подарят им записочки с чужой руки по валентинной форме и будут любить! Как настоящие люди!
А пионервожатая, знакомая с любовью по картинкам и по грязи медицинской, давно готова ко всему, везет малолеток «знакомиться», предварительно уложив в сумку коробку презервативов. Мол, все можно, день святого Валентина.
Когда отцы вели дочерей в белой фате к амвону, слышно ли было о подростковых самоубийствах? Смели ли воспитатели вверенных им детей водить «знакомиться»?
Вы не увидите любви в силу ничтожества своего.
Горько.
«дымовая труба, дымоход, обмуровка видимых повреждений не имеют», привычно выводит рука в дежурном журнале.
Были дни, когда я, взрослая женщина, приходила на работу в полнейшем изнеможении. Не помогали сон, питание, таблетки. Из последних сил делала вид: все хорошо!
А перед тем я умерла. Мне сказали на Земле, что я недостойна любви.
И я умерла прежняя. А новая еще нарождалась в страдании плавильного горна.
У тебя, что называется, сложный случай с отягчающими обстоятельствами подруга Люська морщит свой психологический лоб. Предложение он тебе делал, на колено становился, ручки-ножки целовал. Во второй раз предложение было принято, ты ему доверилась Тут просто так по учебнику ситуацию не рассчитаешь
Достаю припрятываемый НЗ фляжку с коньяком, отсчитываю в чашки с кофе по пять капель.
Лучше бы меня пристрелили
Это мы проходили. И не это тоже. Чай, не девочка-малолетка.
Ты так и не поняла Это как выхожу руки крестом ко всему миру. Вот я. Я люблю. Стреляйте!
Она достает видавший виды журналистский ежедневник, листает.
Ага, вот случай. Вспоминает бывший ученик школы номер кхм неразборчиво, зачитывает. «Был март 1949 года, мы, второклассники, пошли с нашей учительницей В.И. (странно, только инициалы, как же я записывала?) на прогулку в парк Демьяна Бедного (ну, это сейчас парк Фрунзе, других названий что ли для приморского парка не нашлось?), прошли на берег бухты за старой лодочной станцией. Все радовались первому весеннему теплу, и В.И. смеялась с нами, разрешила поднимать мокрые цветные камушки, мы вместе рассматривали их. Вдруг с ней что-то случилось, она вся дрожала. Вновь построила нас парами и вывела на центральную широкую дорожку парка, приказала расходиться по домам. Мы с приятелем вдвоем замедлили за кустами. Я сам видел, как она в ботиках, в хорошем пальто, в нарядной шляпке вошла в море. Был холод, волны совсем небольшие, они уже намочили ее пальто, потом обнимали плечи, потом красноватая шляпка скрылась за ними совсем. Вот так она ушла»