Скажете, что приезжала Захарова, помощник лесничего. Пусть завтра в контору не приезжает, денег не будет.
Хорошо, передам, дернул грудными мускулами Свет, и начальница Сашки медленно пошла к машине спиной вперед.
Может, она боится, что я на нее сейчас наброшусь? с веселой улыбкой проводил ее взглядом охотник, и, уже вслух когда женщина готова была захлопнуть дверцу автомобиля, до свидания!
Захарова кивнула за лобовым стеклом, и машина круто развернулась, заставив охотника отскочить к воротам. Видимо, водитель, так и не соизволивший выйти из автомобиля, получил какой-то совершенно немыслимый приказ.
Ни Сашка, ни Угодин вести о задержке аванса не огорчились. Судя по огромным сумкам, которые они опустили на тот самый стол, съездили они не зря.
Если ты думаешь, что сейчас будем обмывать твои обновки, то зря надеешься, Володька шевельнул сумкой, и в ней звякнуло что-то явно приятное его уху вон как расплылся в улыбке, и обновки пока не получишь. Только после бани!
Бани? огляделся охотник никакой бани он здесь не видел.
Да не здесь, правильно понял его замешательство хозяин кордона, мы в городе Николаича встретили, договорились с ним. Так что он сейчас в усадьбе лесничества баньку топит, а мы ближе к вечеру туда и подвалим. Там знаешь, какая баня, такой даже в Москве нет!
Свет не стал интересоваться, ни кто такой Николаич, ни чем знаменита эта баня решил, что все оценит на месте. И оценил! Баня действительно была замечательной, и охотник сразу понял, почему. Потому что в прудик у баньки стекал ручеек из бьющего на горке в соседнем леску родника. И этой живой водой и поддавали они в жерло, где потрескивали раскаленные камни.
Не боись, завел его в парилку бородатый Николаич, который оказался мастером леса, еще одним начальником Сашки, камушки не треснут, не выстрелят. Потому что сам их по берегу Клязьмы искал один к одному.
На камни из ковшика плеснулась порция живой воды, щедро разбавленная «Жигулевским» пивом. Свет охнул этот восторг душа сама выплеснула наружу; в таком виде она пиво приняла очень даже благосклонно. А в просторной комнате отдыха, в которой был даже камин (не хуже, чем в Москве!), лесники уже накрыли на стол и разложили на скамье обновки. Они явно отметили, как смотрел на свою тарелку с консервами гость, и потому сейчас решили превзойти самого себя. Для российской глубинки одна тысяча девятьсот восемьдесят второго года оценил их старания Свет стол был просто шикарным. Была даже икра и красная, и черная (уже на бутербродах). А то, что за копченой колбасой нескольких видов надо было ехать в Москву, он даже не догадывался. Ему об этом потом, в парилке, сказал пораженный Николаич. Пил он, пожалуй, даже больше, чем Угодин, но успел похвалить Суворова.
Видать сильно тебя братец любит, поддал он еще парку, пожалуй, что полгода на такой стол копил. Да и как он за полдня в Коврове успел такие деликатесы отхватить, я даже не представляю? А ты как, в армию его приехал проводить? Или тут остаться надумал?
Он, очевидно, тоже оценил стати охотника не с той стороны, конечно, что Захарова. Потом он, впрочем так же доверчиво (т.с.с тихо, только как своему!) посоветовал Свету уезжать отсюда как можно быстрее, в город, а сюда приезжать только на отдых ну хотя бы на охоту.
Сходим с тобой, Святослав, на зайчика. Я тебе покажу, как заячьи петли читать, да из ружья дам стрельнуть. Хочешь?
И Свет согласился, широко улыбнувшись. Глухариное мясо из супчика, которое еще раньше украсило собой стол, выдали за импортный деликатес, и мастер леса, попробовав его, только покачал головой: «Живут же люди!». Охотник грустно улыбнулся. Он сейчас вспомнил те столы, что накрывали в рыбацкой деревушке, или его родном селе новые хозяева. А столики в гареме Гумирхана?! Он еще раз вздохнул, и предался чревоугодию, теперь уже по земному
А поворотись-ка, сынку.., чуть слышно процитировал Гоголя Свет, и Угодин наморщил лоб где-то он уже эти слова слышал.
Володька с Сашкой сейчас, после уже ставшей традицией утренней пробежки охотника к живительной трубе, разглядывали его в новом наряде.
Так себе костюмчик, поскромничал Володя, который и выбрал на свой глаз и вкус изделие ковровской швейной фабрики. Вернее, изделий было два, и ни одно из них Свету не подошло. Первое было как раз в плечах, но все остальное терялось в этом костюме пятьдесят восьмого размера. Пятьдесят четвертый на плечи не налез. А Сашка смущенно потупился:
Придется к Иринке ехать, к Захаровой у ней от бабушки швейная машинка сохранилась, «Зингер».
Володька дружески пихнул корефана в бок: «А не боишься?». Что-то он такое об Ирине и Сашке знал. А тот только рукой махнул:
Для брата не жалко.
Однако Свет категорически отказался возвращаться в лесничество. Не испугался, конечно, Сашкиной начальницы. Просто душа требовала немедленных действий, и он в результате натянул на себя спортивный костюм, а потом куртку из непонятного материала (но явно не кожа) таких невероятных размеров, что можно было славинский костюм не снимать все равно под ней ничего не было видно. А потом водрузил на голову шлем. И лесники едва не упали на траву от смеха.