Свет даже не пытался осмыслить ее, реагируя только на знакомые имена или события. Вот промелькнуло, попытавшись затеряться где-то в голове охотника, первое из них
Глава 40. Пожар в тайге
Для Насти Соколовой это был первый сезон в экспедиции. Сейчас она должна была сидеть где-нибудь на лекции, и строчить в тетрадке бесполезную, в общем-то, информацию. Бесполезную потому что она уже знала, что главное, чем она будет заниматься, лежало тут, аккуратно упакованное в брезентовые мешки. Это были осколки Тунгусского метеорита. Нет осколками те удивительные железки, которые экспедиция нашла на дне неглубокого болота, назвать было нельзя. Обломками космического корабля пришельцев, которым, скорее всего, скоро признают метеорит в ученом мире да. Вот этими обломками, в которых пока не было ничего понятного, Настя и собиралась заниматься всю оставшуюся жизнь. Молодости вообще свойственны горячие и безапелляционные порывы; Соколовой же едва исполнилось двадцать лет.
Впрочем, сама себя Настя считала умудренной жизненным опытом женщиной. И влюблялась уже не раз, и расходилась с парнями порой трудно, с болью в сердце. Сейчас сердце Анастасии было свободно.
А опыт в том числе и совсем небольшой научный подсказывал, что в брезентовых мешках лежит Нобелевская премия; быть может, даже не одна. Первая, как подсказывал все тот же опыт, достанется руководителю экспедиции, профессору Ображенскому, Николаю Петровичу. Сама Соколова надеялась на одну из следующих. Но это было в далеком будущем, а пока профессор тревожно посмотрел в небо, по которому сильный, почти штормовой ветер нес клубы дыма. Неба над ними уже не было видно. И дым этот словно вытеснил собой не только свежий воздух, но и иные виды эфира. По крайней мере, радиоэфир точно. Потому что Коля Мержицкий третий член экспедиции, основной ее работник, и по совместительству радист, безуспешно пытался сейчас собрать в одно целое радиостанцию, в которой вчера что-то сломалось.
Четвертый, и последний человек в их маленьком коллективе супруга профессора Нина Михайловна стояла сейчас рядом с мужем и научным руководителем в течение многих лет, и так же хмурила брови, запрокинув голову к затянутому черным дымом небу. Она, кроме всего прочего, кормила всех четверых, и совсем недавно вышла из небольшого домика, срубленного кем-то в незапамятные времена из толстых лиственничных бревен. Рядом еще стояла банька, размерами не уступавшая избе. Анастасия едва сдержала улыбку, вспомнив, как в первый же день, точнее вечер, когда экспедиция совершенно случайно набрела на заимку, Николай сунулся в баню, где домывалась Настя. Сунулся, чтобы, как сам потом сказал: «Ничего такого, просто спинку потереть».
У этого рукастого мужичка было четверо детей; делать ему пятого, даже совершенно случайно, Соколова не собиралась. Потому и плеснула в него шайкой кипятка, которую как раз набрала из гигантской бочки, как-то вмонтированную в еще большую печь.
Впрочем, улыбка тут же стерлась в ее лица, потому что Николай со вздохом отложил неисправную радиостанцию, а Ображенский вскинул руку вперед там творилось что-то непонятное. Ветер по-прежнему гнал дым в сторону, где стояли мертвые деревья, свидетели гибели космического корабля. А навстречу ему вдруг взметнулось выше крон деревьев жаркое пламя.
Отрезаны, обреченно вздохнул профессор, невольно вздрогнув, потому что супруга еще сильнее вцепилась в его руку, теперь нас даже вертолет отсюда не вытащит.
Он посмотрел назад. Там обзору мешала изба, которая не давала сейчас видеть, что огонь полностью окружил маленькую поляну, на которой теснились три маленьких бревенчатых строения изба, баня и сарайчик. На чердаке последнего хранились старые запасы сена. Сено это было на удивление свежим, словно скошенным этим летом, и Анастасия едва удержалась от новой улыбки. Вспомнила, как Николай, залечив немного ожоги, кивнул ей однажды на сеновал. Потом он долго лечил шишку на голове в руках Анастасии как раз был один из объектов их исследований. Нина Михайловна потом пошутила, что Мержицкий стал первой жертвой инопланетного «оружия».
Настя тут же забыла и о Николае, и даже о будущей Нобелевской премии. Стена огня, уже опасно подобравшаяся к домику, вдруг разлетелась искрами, открывая в своей яростной стихии темный провал, откуда дохнуло свежестью. Вслед за ней к дому шагнул широкоплечий незнакомец, за плечом которого на манер переносного ракетного комплекса торчал самый обыкновенный тубус черного цвета. Девушка вдруг поняла, что беда, окружившая их огненным кольцом, уже начала отступать. А потом она заглянула в пронзительные голубые глаза незнакомца, оказавшегося совсем рядом, и поняла беда, которая поселилась в них недавно, никогда не уйдет. Лицо парня неожиданно осветилось недоумением, затем радостным узнаванием и она вдруг ощутила чувством, подвластным лишь женщинам, как он потянулся к ней всей душой. Настя поняла, что Нобелевская премия не самое большое счастье в жизни
Настя тут же забыла и о Николае, и даже о будущей Нобелевской премии. Стена огня, уже опасно подобравшаяся к домику, вдруг разлетелась искрами, открывая в своей яростной стихии темный провал, откуда дохнуло свежестью. Вслед за ней к дому шагнул широкоплечий незнакомец, за плечом которого на манер переносного ракетного комплекса торчал самый обыкновенный тубус черного цвета. Девушка вдруг поняла, что беда, окружившая их огненным кольцом, уже начала отступать. А потом она заглянула в пронзительные голубые глаза незнакомца, оказавшегося совсем рядом, и поняла беда, которая поселилась в них недавно, никогда не уйдет. Лицо парня неожиданно осветилось недоумением, затем радостным узнаванием и она вдруг ощутила чувством, подвластным лишь женщинам, как он потянулся к ней всей душой. Настя поняла, что Нобелевская премия не самое большое счастье в жизни