Нырнув под лестницу, мы оказались с ней, судя по деревянным счётам и бумагам на столе, в бухгалтерии. Старушенция, наверное, работала здесь кассиром.
Перебрав на широком столе листки, она зацепила один из них сухими, жёсткими пальцами.
Ах, вот он где!
Это был приказ о зачислении меня на работу. Сверилась с моим паспортом в правильности написания имени и фамилии.
Ну, всё! облегчённо вздохнула она, как будто только что опустила тяжёлую поклажу. Полистала, полистала деньги и протянула мне:
Распишитесь здесь и здесь!
Расписался.
Ну, и подпись у вас! Прям, как у министра финансов.
Распишитесь здесь и здесь!
Расписался.
Ну, и подпись у вас! Прям, как у министра финансов.
Ага! хмыкнул я довольный.
Эти деньги на командировочные расходы! После за каждый день, чтобы отчитались! Позовите сюда ещё Алексея Павловича Попова, он с вами должен ехать.
Какая командировка? Куда? Какой Алексей Павлович?
Палыч
Я вышел в замешательстве из бухгалтерии. Навстречу шёл крепкий лет сорока мужик с высоким вьющимся зачёсом, что-то соображая на ходу. Об этом говорил его отсутствующий взгляд и какая-то рассеянная походка. Чуть не столкнувшись со мной, он остановился, встряхнул головой, как конь, на лице появилась лукавая ухмылочка знающего человека.
Ты что ль новенький мастер производственного обучения у сварщиков?
Я!.. Только меня с учениками не познакомили.
А у нас такой группы и нет вовсе. Её ещё набрать надо. Ты командировочные получил?
Получил.
Давай сюда!
Я многого наслушался о современных учебных заведениях: и, как там учат, и, как грабят свои своих же сверстников, и, как на это, спустя рукава, смотрят учителя и воспитатели, но, чтобы так вот сотрудники отбирали друг у друга деньги?! Нет, такого дикого беспредела, мне слышать не приходилось.
?!!! я настороженно, на всякий случай, сжав кулаки для ближнего боя, уставился на него:
Вы что ли Попов Алексей Павлович? уважительное «Вы» вырвалось у меня больше по привычке.
Я, я шляпка от фуя! доброжелательно посмеиваясь, сказал он. Ты водку пьёшь? ошарашил меня своим вопросом.
Бывает, замявшись, отвечаю.
Бывает моя бабка всё забывает, передразнил он, упираясь, на произношение «бывает».
Ну, бывает, пью! А, что?
Мы с тобой на целый месяц в командировку едем, понял? Надо, чтобы деньги в одном кармане были. Хочешь, ты возьмись командовать. Только я тебя не знаю, а про меня у кого хошь спроси. Не обману. Щас из столовой загрузим продукты и на коня!
Грузились долго. В допотопный, трёхосный ЗИЛ сначала загрузили матрацы из общежития и солдатские суконные одеяла. Потом из столовой, этот Алексей Павлович, а попросту «Палыч», как я его потом называл, добрейший компанейский мужик, всё грузил сам: несколько кругов колбасы, банок десять тушёнки, мешочек пшена, порядочный брусок сала, пару банок сгущёнки и в полиэтиленовом пакете, судя по кровоподтёкам, сырое мясо и несколько буханок хлеба.
Моему удивлению не было конца:
Куда такая прорва? На северный полюс, что ли?
А вот и не угадал, смеётся Палыч, запас карман не трёт, хлеба не просит: монах монашку не е, а член всегда с собой носит. Ну, давай на дорожку! Палыч достаёт из туго набитого вещмешка бутылку, режет на широком ржавом буфере нашей колымаги хлеб, колбасу. Подаёт мятую алюминиевую кружку Дёрнем!
Хорошо день начинается, подумал я, принимая кружку:
Бывай!
Буду! Палыч принимает от меня посуду, и булькает себе.
Сашка, будешь? кричит он в кабину водителю, молодому парню почему-то в солдатской форме. Видно, что только-только справил дембель.
Давай! крупными здоровыми зубами улыбается парень.
Допили остатки.
На крыло? спрашивает Сашка.
Форвердс! уступил Палыч мне место в кабине, отодвинувшись к шофёру.
Кабина просторная. Сидеть хорошо, свободно. Боковое стекло опущено. Едем. По щеке шпарит подгоняемое ветром солнце. Весна в самом разгаре. Только отшумели Первомаи. Впереди ещё праздник День Победы.
Начало мая сухое, жаркое, погода, как в июле месяце. Хорошо едем. Правда в кабине громовень и стукота разболтанного железа, но скорость держим. Переехали через мост. Пригородный лес. Город остался за спиной.
Тут надо сказать несколько слов о проблемах набора учащихся на следующий учебный год, самая острая и неспокойная задача директора училища Николая Ильича Кривопалова, человека крепкой русской закалки в традициях исторической педагогики того самого Макаренко. Сам Николай Ильич, из подранков войны, безотцовщина, воспитанник ремеслухи, поэтому ему хорошо были известны все тонкости и нюансы поведения своих подопечных, как учеников, так и сотрудников.
В том учебном заведении, где мне предстояло работать, без жёстких и неординарных мер к ученикам не подступиться. У них свой порог доступности. Без крутого общения с первых же минут знакомства, они могут перетереть тебя в муку. У преподователей на них не было ни малейших мер воздействия, кроме, как угроза применения физической силы или само применение, что я и наблюдал в первый же день у директора в кабинете и хорошо уяснил для себя местную педагогику.