Он пришел неожиданно, и, ни слова не говоря, сел в прихожей на полочку для обуви, причем, с таким видом, словно бывал здесь неоднократно, а полочка так и вообще его любимое место для таких вот задушевных бесед. А ведь это был его всего лишь второй приход ко мне: вот что значит естественный ход вещей, равно как и результат моей дивной проницательности.
Я как раз вернулся из сада и едва успел счистить влажные комья земли с моих сандалий. Если бы Глеб не был так взволнован, он непременно заметил бы, что довольно-таки заметные грязные следы от моих сандалий вели именно в кладовую и обратно (я возвращался, чтобы забрать чашку). Дело в том, что именно дверь моей кладовой в городской квартире соединяется с рабочим кабинетом на даче.
Что вы имеете в виду? спросил я как можно беспечнее, промокая еще мокрое от дождя (в саду разразилась настоящая гроза, которая еще не добралась до города) лицо большим носовым платком.
Да взять хотя бы сам факт моего рождения!
Мне показалось, что это не от меня, а от моего озадаченного философскими проблемами гостя пахнет дождем, мокрыми яблонями; и что если осмотреть подошву его башмаков, то именно на ней, а не на МОЕЙ подошве окажется раздавленный розовый дождевой червяк. Мне стало не по себе.
Я пытаюсь остановиться, между тем продолжал он, и не могу. Я хочу себе представить, что же случится с миром, со всеми моими близкими, если я хоть на миг остановлюсь, замру, замолчу И что же? Я не могу себе этого даже представить!
Я пригласил его в комнату и предложил чаю, бубня при этом себе под нос что-то о повышенном чувстве ответственности. Но Глеб взял меня под локоть и яростно замотал головой:
Нет, ничего у вас не получится, уверяю вас.. Я вовсе не в претензии на близких да и на мир тоже. Больше того, я счастлив больше, чем кто-либо, но голос его потерял силу, мне очень стыдно признаться в этом я очень устал.
А вы попытайтесь расслабиться.
Возьмите в руки чашку. Это придаст вам ощущение реальности, которого вам так не хватает. Она очень горячая.
Кто, реальность?
Чашка, мягко ответил я, понимая, что ему не просто приходиться целый день читать лекции в университете, а потом разрываться на две семьи. Чувствуете чашку? Остановитесь, представьте, что ваша жизнь замерла и сконцентрировалась на этой тихой минуте. Забудьте, что окна напротив ваши окна.
Нет, не могу, Глеб быстрыми нервными глотками выпил огненный чай и поднялся с кресла. Вот и вы не поняли меня, сказал он разочарованным тоном.
И тогда у меня возникло немыслимое желание пригласить его в свой сад. Я еще тогда не знал, что такое теперь со мной будет происходить часто. Я, конечно, предвидел это, вот только не знал, с чего начать наши прогулки и кто будет первым. «Во всяком случае, это, к сожалению, не Глеб. А жаль». Я понимал, что он вконец во всем запутался.
Мне надо идти.
И он ушел.
***
РАНА оказалась неопасной. Катя записала в своем дневнике: «Ночью привезли женщину, истекающую кровью. Ножевое ранение. Ее пырнули ножом. Кто бы это мог быть? Муж? Любовник?»
Хирург Валентин Георгиевич наложил швы и попросил Катю следить за состоянием больной. Катя сидела в темной палате и смотрела на вздымающуюся грудь женщины. Ее звали Татьяна.
Утром она пришла в себя. Увидев Катю, заплакала.
Вам нельзя волноваться, прошептала Катя, чувствуя, как у нее начинает ломить бок: она представила себе, что это ЕЕ чуть не зарезали. Что тяжелее: боль физическая, или душевная? Банк исчез. Он бросил ее. Упорядоченная, наполненная смыслом и ясностью жизнь превратилась в сплошной кошмар, состоящий из бессоницы, страха одиночества и своей бесполезности. А причина самая что ни на есть тривиальная: Алик захотел овладеть ее телом, как полгода назад овладел «Кох-и-Нором». Она понимала, что проводит безумные параллели. Вовсе не боязнь стать его собственностью сдерживала ее, не позволяя ему взять ее. Она боялась самого физического процесса лишения девственности. Боялась боли и стыда. Но так и не могла сказать ему об этом.
***
Ближе к обеду к Тане пришел человек и начал задавать вопросы. Но она так и не смогла ему ответить, кто пытался ее зарезать. «Я ничего не видела. Было темно. Я почувствовала острую боль и все, больше ничего не помню».
***
Ближе к обеду к Тане пришел человек и начал задавать вопросы. Но она так и не смогла ему ответить, кто пытался ее зарезать. «Я ничего не видела. Было темно. Я почувствовала острую боль и все, больше ничего не помню».
***
Поздно вечером, после ужина, когда все, кроме Наталии, которая еще не возвратилась от подруги, расположились в гостиной у телевизора, Катя зашла к старшей сестре в комнату и отлила немного ее духов «Мадам Роша» в пустой флакон. «Снегирев уехал, Банк ушел». Ей хотелось поговорить с сестрой, спросить, что же ей теперь делать и где взять сил, чтобы жить дальше, но Наташи не было. Была лишь ее комната, неповторимая, как и она сама.
Катя на цыпочках вышла из комнаты и пошла к себе.
***
ЖЕЛАНИЕ ПОБЫТЬ ОДНОЙ загнало Нату на вокзал, откуда она позвонила домой и предупредила, что уезжает на пару дней «к приятельнице». На самом же деле она поехала на электричке в Жасминку маленький поселок за городом, где в прошлом году делала этюды и жила у женщины по имени Елена. Никакая она ей не приятельница, просто женщина, сдающая за деньги комнату в большом деревянном доме.